Я поздоровался с земляками, присел между офицерами отдела и, в который уже раз за последние дни, начал рассказывать о положении дел на Дону и в мире. Слушали меня внимательно, и говорил я не менее часа. А когда закончил, еще полчаса отвечал на всякие уточняющие вопросы. По тому, как переглядывались между собой командиры восставших, я мог понять, что еще до моего прихода они обсуждали возвращение ставшего войсковым старшиной Константина Черноморца на Кубань и что-то для себя решили. Что у них на уме, я примерно представлял. Однако сам вперед пока не лез, а только отвечал на вопросы и ждал начала серьезного разговора.
Наконец, все, что я хотел сказать, было сказано, и на некоторое время, в комнате воцарилась тишина, которую прервал полковник Жуков:
- Какие твои дальнейшие планы, старшина?
Полковник признал полученное мной на Дону звание. Это было хорошим признаком. Поэтому я ответил прямо и без обиняков:
- Завтра на Екатеринодар выступаю. Надо наше правительство и добровольцев выручать. Все трофеи, взятые в Тихорецкой, оставляю в вашем полном распоряжении и никак на них не претендую. Если Рада восстановит свою власть, вернете припасы правительству, а нет, тогда они вам в борьбе против большевиков помогут.
- Через день-два на нас со Ставрополья и Павловской натиск пойдет. Может быть, останешься еще на несколько дней?
- Оборона - гибель всего дела. Да и если бы я даже хотел остаться, все равно не получится. У меня приказ и я его выполню.
- Раз так, то хорошо. Кого в Тихорецкой за старшего командира оставишь, и сколько с тобой наших казаков на Екатеринодар пойдет?
- За старшего командира остается войсковой старшина Дереза, а силы мои следующие: полторы тысячи конных, тысяча пластунов, четыре орудия и бронепоезд.
- Против тех войск, что у красных сейчас в краевой столице, маловато.
- Знаю, по документам, захваченным в штабе Сорокина и Автономова, у большевиков около двадцати пяти тысяч штыков, два бронепоезда и тридцать орудий. Это то, что было в Екатеринодаре на позавчерашнее число. Однако, думаю, что пробьюсь к столице, а там отряд Покровского и добровольцы, так что осилим ворога.
- Сколько у Дерезы в Тихорецкой казаков остается?
- Точно не знаю, люди продолжают подходить постоянно, но не менее двух тысяч бойцов, полтора десятка пулеметов и два орудия. Натиск от Павловской сдержат, особенно, если железнодорожный путь подорвут. Кстати, хотелось бы знать и ваши планы.
Полковник почесал небритый подбородок и ответил:
- На данный момент у нас шесть тысяч пеших казаков, полторы тысячи конных, восемь орудий и шестьдесят пулеметов, в основном ручные «Льюисы». Это по нашим силам, а вот планов имеется два. Первый - глухая оборона отдела с подрывом всех путей сообщения и выход на связь с краевым правительством. Второй - удар на Екатеринодар через Усть-Лабинск. Но для этого необходим трофейный бронепоезд и участие твоего отряда.
- Значит, вы предлагаете мне атаковать врага не через Выселки и Кореновск, а через Тифлисскую и Усть-Лабинск?
- Да.
- В таком случае, сколько сил вы сможете выделить мне в помощь, и кто будет командовать казаками отдела?
- С тобой пойдут две тысячи пехотинцев и вся 6-я Кубанская батарея. Командование нашими казаками ляжет на войскового старшину Ловягина, и он будет подчиняться тебе. Такая постановка дела устраивает?
- Полностью, господин полковник.
- Отлично. Когда начинать сосредоточение войск, и на какое время назначаешь выступление?
- Сбор отрядов начинаем прямо сейчас, а эшелоны с местными казаками формируем в Романовском и на станции Гришечкино.
Я посмотрел на Ловягина, который сидел рядом, а тот, только кивнул и, молча, вышел из комнаты. Деловой человек, сказать нечего. Все ясно и понятно, а значит пришла пора работать.
Совещание с командованием Кавказского отдела окончено, и вскоре я был на телеграфе, вызвал Тихорецкую и приказал оставшимся на станции подразделениям моего отряда стягиваться к Романовскому. К вечеру приказание было выполнено, и я был готов выступить в поход, однако оставался бронепоезд, который осваивался новым смешанным экипажем и эшелоны с пехотой Кавказского отдела. Поэтому пришлось ждать полного сосредоточения всех сил, и я, расположившись в жилом вагоне бронепоезда, в десятый раз рассматривал карты железных дорог, которые вели от Тифлисской, с утра захваченной нашими силами, к Екатеринодару.
Настрой был нерабочий, мысли постоянно скатывались на иные темы. И в этот момент в вагон зашел Митрофан Петрович Богаевский, интеллигентный тридцатишестилетний мужчина в гражданском костюме, очками и ранней сединой в волосах. Когда я видел «Донского Баяна» на выступлении в Офицерском Собрании Новочеркасска, он выглядел гораздо свежей. Да седины в его волосах я тогда не заметил. А теперь он сильно изменился. Видимо, смерть Каледина, в самом деле, его сильно подкосила, да и скитания с семьей по зимним степным станицам, так же ничего хорошего принести не могли.
- Вы не заняты? - спросил меня посланник Войскового Атамана.
- Нет.
- С вами можно поговорить?
- Разумеется, Митрофан Петрович, - я указал ему на привинченное к полу кресло напротив меня: - Присаживайтесь, сейчас чайку попьем и за жизнь поговорим, а то две недели уже бок о бок, а общения как такового нет.
- Вы ведь сторонитесь меня, Константин Георгиевич, - Богаевский посмотрел на карту, лежащую на столе между нами, а затем поймал мой взгляд и спросил: - Вы не верите мне, господин войсковой старшина?
Выдержав взгляд знаменитого донца, я ответил:
- Скажем так, не доверяю.
- А причина?
- Во-первых, Митрофан Петрович, вы демократ и интеллигент, а такие простые вояки как я никогда не доверяли таким гражданам. Вы красиво говорите, но какие за вами имеются конкретные дела, я не знаю. Законы, декреты и воззвания - для меня это все пустое. Кроме того, именно по вашему ходатайству в свое время был выпущен из тюрьмы изменник Голубов, а что он натворил, вы знаете.
- Да, знаю, - Богаевский тяжко вздохнул, - и за этот свой поступок, я себя до сих пор простить не могу. Однако же, поймите и меня, время смутное было, а Голубов в начале 1917-го так браво в Царицыне революционеров разгонял, что там до сих пор его имечко недоброе поминают.
- Ладно, Митрофан Петрович, сменим тему. Не Голубов, так какой-нибудь Миронов казаков к сотрудничеству с красными склонил бы. Лучше расскажите, что вы хотите от Кубанской Рады получить. Конечно, я это и так понимаю, но только в общих чертах.
- Хм, чего добиться? Вопрос и простой и сложный, одновременно, и начну я с самого начала, если вы не против.