следует жить.
Камень по-прежнему оставался безмолвным, он холодно возвышался над Меккинсом, устремившим взгляд вверх, туда, где голые ветви высоких буков упирались в блеклые октябрьские тучи.
Он припал к земле возле Камня и надолго задумался. Больше говорить ему было попросту нечего. Он обвел взглядом деревья, посмотрел на свои сильные лапы, обратил взор в ту сторону, где лежал Болотный Край. Внезапно им овладел гнев, и он обратился к Камню уже совсем иным тоном:
— Что это ты? — вскричал он. — Я пришел к тебе из такой дали, чтобы впервые в жизни попросить тебя о помощи, а ты на меня даже внимания не обращаешь? Все молчишь да молчишь... Молчишь, как камень. Знаешь, что я тебе скажу? Ты — ничто! Понял? Ничто!
Меккинс пришел в настоящее исступление, чего с ним прежде не случалось. Ему казалось, что Камень обманул его последние надежды. Меккинс отвернулся от Камня и раздраженно хватил лапой по земле. Ему хотелось выть от отчаяния, и он зашелся воем, чувствуя, как ярость и гнев постепенно утихают, уступая место ощущению полной разбитости. Меккинс сгорбился и вновь повернулся к Камню, теперь уже понурив голову.
— Помоги ей, — умоляюще прошептал он напоследок.— Прошу тебя, помоги...
Меккинс покинул вершину холма уже на заре. Он чувствовал себя подавленным и глубоко несчастным. Едва волоча лапы, он направился на восток к туннелям Болотного Края.
Тропка вела его мимо старой системы Халвера. Проходя мимо нее, Меккинс неожиданно ощутил едва заметную вибрацию и уловил странно знакомый запах. Он остановился и принялся искать нору, которая, судя по всему, находилась неподалеку; его обрадовало и поразило то, что где-то рядом находится живая душа. Обнаружив вход в жилую систему, он вошел, стараясь наделать побольше шума, чтобы не испугать хозяина неожиданным появлением.
Хозяина? Да здесь, похоже, был не один крот! Он ясно слышал попискивание, посапывание и плач кротят, прерывавшиеся то и дело шиканьем их матери.
Кротята на склонах! О таком ему никогда не доводилось даже слышать. Если что-то и могло приободрить его в эту минуту, это был именно писк кротят.
Уже в следующее мгновение из глубины туннеля послышались приглушенное бормотание и топот. Меккинс увидел перед собой кротиху, принявшую угрожающую позу.
— Доброе утро, — учтиво поздоровался он. — Я не собираюсь обижать тебя. Я — Меккинс, старейшина из Болотного Края.
— Но что вы здесь делаете? — удивилась Ру.
— Я ходил к Камню.
— О...— Ру удивилась еще больше и, приблизившись к Меккинсу, принялась обнюхивать его.
— Мне показалось, будто отсюда раздавался детский писк, — сказал он приветливо. — Можно я посмотрю на кротят?
Ру кивнула. Она была наслышана о Меккинсе. О нем всегда говорили как о честном и порядочном кроте.
— Может, у тебя и червячок найдется? — поинтересовался Меккинс на всякий случай.
— Ну, знаете ли...— возмутилась Ру.— Ему еще и червей подавай...
Она развернулась и поспешила к своим деткам, а Меккинс медленно пошел вслед за ней, зная, сколь пугливы и чувствительны кормящие матери.
Нора ее являла собой замечательное зрелище. Ру лежала на боку, а у ее сосцов Меккинс увидел четырех малышей, боровшихся друг с другом за лучшее место и время от времени попискивавших; на их бледных усиках и розовых мордочках поблескивали капельки молока. Их глазки были еще слепые, а лапки тонкие, словно мокрая трава. Ру нежно мурлыкала, помогая тычущимся в ее живот младенцам найти сосцы. Один из ее малюток кувыркнулся назад, но она тут же притянула его обратно к себе, горделиво рассмеявшись и прошептав:
— Иди ко мне, мой сладкий.
Когда кротенок удобно примостился рядом с мамой, Меккинс неожиданно заметил еще одного, пятого, который был заметно меньше всех остальных и потому даже и не пытался соперничать со своими шустрыми братьями и сестрами. Глядя на него, трудно было поверить даже в то, что он вообще может сосать.
— Бедный заморыш...— сказала Ру со вздохом.— Я пытаюсь кормить его отдельно от других, но это возможно только тогда, когда остальные спят, а это бывает довольно редко. Он слабеет час от часу. Пятый всегда слабый, причем это всегда самец...
Меккинс уже не слушал ее. Ему в голову пришла настолько неожиданная и смелая идея, что он даже оторопел.
Он шагнул к Ру, отчего та мгновенно напряглась и ощетинилась.
— Я знаю одну самку, — проникновенно произнес он, — у которой только что погибли все кротята. Ей некого кормить, поэтому она болеет. Я пошел к Камню для того, чтобы попросить его о помощи...
Он выразительно посмотрел на заморыша, беспомощно перебиравшего своими хилыми лапками и беззвучно разевавшего рот.
Ру тоже перевела на него взгляд:
— Здесь он погибнет, а там, у нее, выживет! Я правильно поняла вас? Впрочем, все может быть...
Ру заметно успокоилась.
Она вновь занялась своими более сильными и развитыми детенышами, одновременно отстранив от себя пятого, который скатился вниз и упал на травяную подстилку между Ру и Меккинсом. Последний медленно двинулся к малышу. Что до Ру, то она совершенно не обращала внимания ни на Меккинса, ни на заморыша, словно они уже перестали для нее существовать.
Меккинс осторожно склонился над несчастным кротенком и, взяв его за загривок, отступил назад. Тот еле слышно попискивал и шевелил тоненькими лапками. Немного помедлив, Меккинс повернулся к туннелю и поспешил к выходу из норы. Ру даже не посмотрела ему вслед.
— Мои сладенькие, — шептала она четверке здоровых малышей,— мои любимые...
Меккинс хотел уже выйти на поверхность, когда вдруг он услышал позади какие-то звуки и, подумав, что Ру изменила решение, повернулся к ней, но тут, неожиданно для себя, увидел молодого самца с сероватой шерстью и настороженным взглядом. От изумления он едва не уронил малютку наземь.
— Заботься о нем,— произнес молодой крот.
Его сильный голос показался Меккинсу знакомым. Он явно слышал его и раньше... Ему вспомнились ночь Летнего ритуала и голос, звучавший со стороны Камня. Это был голос Брекена. С чувством того, что он сам и вся Данктонская система находятся во власти начал, мощь и значение которых превосходят кротовье разумение, Меккинс выбрался на поверхность и помчался вниз, к тому далекому укромному местечку, где лежала умирающая Ребекка.
❦
Еще никогда запах подгнившего дерева и прелых листьев — запах самой заброшенной части Данктонского Леса — не казался Меккинсу таким приятным. Он означал, что Меккинс достиг Болотного Края.
Он спускался в темные глубины норы Келью,
