Лейтенант посмотрел на меня и спросил:
— Танки?
Вздохнув, я кивнул:
— Танки.
Мы оба понимали, о чём речь.
23 мая. 21 час 44 минуты по московскому времени. Военный лагерь танковой бригады под Курском, Украинский фронт
— Товарищ капитан, – почувствовал командир танкового батальона капитан Шереметьев, как его потрясли. Да и голос дежурного он тоже узнал.
Открыв глаза, капитан стремительно принял сидячее положение и, хмуро протерев глаза, спросил:
— Что там, сержант? – Вас срочно вызывают в штаб бригады, товарищ капитан. Там начальство прилетело из штаба фронта. Самолёты садятся на поле за медсанбатом пехоты полковника Иванова. Транспортники вроде. Ещё велели поднимать весь ваш батальон и роту мотострелков старшего лейтенанта Пургина.
— Сейчас иду, – кивнул капитан.
Быстро натянув свой чёрный комбинезон танкиста, можно сказать, талисман, в котором он был не в одном бою и даже горел, препоясался ремнём, поправив кобуру и притопнув сапогами. Прихватив шлемофон, комбат стремительно покинул избу в небольшой деревушке, где он встал на постой с экипажем, и, пройдя мимо своего КВ-1С, который стоял под луной во дворе, последовал за дежурным в штаб бригады, что находился в здании школы, бывшем поместье. Пешком
— идти всего‑то полкилометра.
По пути к ним присоединился Пургин, который тоже не знал, в чём дело и почему такой ажиотаж. Так, строя предположения, они и шли к штабу бригады. В основном версия была одна: немцы снова где‑то прорвались и ими будут затыкать эту дыру. Дело в общем‑то привычное и ожидаемое, не в первый раз.
Первое, чему удивились офицеры, пройдя в штаб, это большое количество сотрудников госбезопасности, что находились рядом или в самом штабе.
— А, подошли уже, – встретил их начальник штаба бригады майор Тименков. – Давайте в оперативный штаб проходите, там уже все собрались.
Через пять минут до обоих офицеров довели, что ИХ собираются перебросить на транспортных самолётах, которые сгоняют к ним со всего фронта, на помощь партизанам.
— А нам что там делать?! – удивился Шереметьев. – Ладно мотострелки со своим оружием, наши танки на самолётах не перекинешь.
— Этого не требуется, – сказал один из сотрудников госбезопасности. – Ваш батальон, капитан, пополнят танками на месте. Порядка сорока единиц, преимущественно Тэ–три и Тэ–четыре. Личного состава вашего батальона не хватит, чтобы пополнить людьми все экипажи трофейных машин, поэтому вашему батальону придаётся рота старшего лейтенанта Григорьева из первого батальона. Через полчаса посадка на самолёты. За это время вы должны сдать все дела и машины, прибыть вместе со своим батальоном и приданной ротой на лётное поле и приступить к погрузке. Поторопись, капитан, там действительно дело плохо и нужна ваша помощь.
— Есть, – козырнул капитан и направился к выходу.
Нервотрёпка с передачей техники командиру первого батальона прошла быстро, и вот порядка двухсот пятидесяти танкистов с личным оружием потянулись на лётное поле. Следом строем топала мотострелковая рота в полном составе. Забрали даже миномётчиков и экипажи броневиков.
Потом была посадка, и самолёты по одному понимались в небо, где, собравшись в одну группу, направились в сторону передовой, до которой было всего двенадцать километров.
Не вытерпев, капитан, который имел мало сведений по своим задачам, отстегнувшись, направился в рубку. Двое сотрудников госбезопасности, что сидели на лавке напротив, только с интересом проводили его взглядами. Тот, похлопав командира борта по плечу, задал вопрос, стараясь перекричать шум моторов: – Куда летим?
— Чернигов знаешь? Туда.
— Так он же под немцами?!
— Сам не знаю, под немцами он или нет. Но нам велено высадить вас там. Площадка должна быть готова, землю подсветят, опознаемся на подлёте. Надо ещё оттуда спецгруз и пассажиров забрать.
— А если провокация и там немцы?
— Не должно быть, про рейд в Киеве майора М. слышал?
— А то! – кивнул капитан. – По памяти все газетные заметки помню. Майор точно из наших, настоящий танкист.
— Он там сейчас, его группа там действует.
— Да ладно?! – оживился капитан.
— Видел я его пару дней назад, на соседнем борту он летел. Здоровый. Не танкист, парни говорят, из десанта он.
— Да не, так могут действовать только танкисты, – отрицательно помотал головой капитан и, сообразив, что они ушли от темы, задал следующий вопрос: – Что там вообще происходит?
— Я точно не знаю, но вроде немцы разбили партизанский корпус и окружили части. Но мы летим в другое место, на сто пятьдесят километров ближе, чем партизанский край. На земле объяснят, я мало знаю. Первыми борта с мотострелками идут на посадку. Если всё нормально, то следом мы.
— Ладно, понял. Спасибо.
Вернувшись на место, капитан приободрил своих людей, которые заметно нервничали от неизвестности, и выдал им немного информации о полёте, на что офицеры ГБ снова не отреагировали. Танкисты довольно азартно встретили предложение помочь партизанам и теперь, громко проговариваясь, обсуждали эту новость.
Капитан с удовольствием смотрел на своих людей. Выбор начальства был понятен: в батальоне Шереметьева молодых мало, половина так вообще кадровые, и это после боев, которые батальон вёл с августа сорок первого. Опытные все танкисты, они легко освоят трофейную технику, тем более что такой опыт уже был, однажды удалось взять целыми два Тэ–три, и все успели изучить их. Один чуть позже забрал зампотылу, когда „тройке“ снесло башню в одном из боёв, и тот возил кухню на передовой. А второй сгорел после Нового Года.
Наконец транспортник сбросил скорость и начал нарезать круги. Выглянув в иллюминатор, Шереметьев рассмотрел другие самолёты – два уже катились по земле, поднимая пыль – и сам город. На краю на территории железнодорожной станции ясно было видно, как что‑то горело.
Капитан легко рассмотрел, как садились по одному транспортники, так как поле освещали несколько машин, чуть в стороне был хорошо различим гробообразный силуэт немецкого бронетранспортёра. То, что это не засада, капитан уже убедился: мотострелки, строясь в колонну, уходили в сторону города. В это время их борт пошёл на посадку. Наверху крутились самолёты с личным составом батальона и приданной роты, порядка пятнадцати бортов. Транспортник Шереметьева шёл на посадку первым.
Посадка прошла штатно, трясло даже меньше, чем при взлёте. Борттехник открыл дверь, осветил фонариком подъезжающую немецкую машину, это был грузовой „Опель“ и велел высаживаться, мол, комитет по встрече уже прибыл.
