Я покрутил пальцем у виска и показал кулак каналье.
— Вот всегда-с вы так, барррин, — захныкал он.
Я отвернулся. Меня беспокоил только один вопрос.
— Ну а где же та миловидная барышня, что наняла вас? — спросил я Абигейл и Клавдия.
— Кто о чем, а вшивый о бане, — пробурчала летунья.
— Мы договорились встретиться здесь, — ответил велетень. — Должно быть, задержалась в пути.
Аэронавтесса посмотрела на меня исподлобья, а встретившись со мною взглядом, опустила глаза. У меня пропало желание говорить о Валери. Я решил набраться терпения и дождаться Лерчика. Я верил, что ждать осталось недолго.
Абигейл попробовала горячую похлебку и, поморщившись, отодвинула тарелку. Но даже несвежий аромат съестного пробудил во мне зверский аппетит, и я набросился на содержимое железной миски. Велетень ковырялся в своей тарелке без особого энтузиазма.
— Эй, хозяин! — окликнул он трактирщика. — А что у тебя вся посуда такая помятая?
Тарелки и впрямь были кривобокими.
— А вы как думаете, если по голове ими бить?! — ответил хозяин.
— Ах да! И как это я сам не догадался?! — пробормотал велетень.
Не успел я и пары ложек до рта донести, как дверь опять отворилась.
— Скажите, это заведение Мазунчика Овчара? — раздался знакомый голос. — О да, вижу, так и есть. Вот и наши друзья.
На пороге стоял мосье Дюпар. Следом за ним вошла Мадлен.
— Я, пожалуй, пррройдусь, свежим-с воздухом-с подышу, моцион сделаю, — заявил французишка и выскользнул за дверь, даже не поздоровавшись с эльфийкой и корриганом.
Мадлен проводила его смущенным взглядом.
— А где Валери? — спросил я, глядя на эльфийку.
— Я не знаю. А кто эта госпожа? — Мадлен смотрела на меня виноватыми глазами.
— Клавдий, а где Валери? — я повернулся к велетеню.
— А кто это? — удивился он.
— Барышня, которая наняла тебя.
— Вот она, стоит прямо перед тобою. — Клавдий обнял за плечи Мадлен.
Мне показалось, что в харчевне стало совсем темно. Весь интерьер перекосился и куда-то поплыл. Вокруг меня поднялась суета, кто-то потребовал воды. Эльфийки прикладывали мокрый платок к моей голове.
— Зачем, зачем ты это сделала? — глядя на Мадлен, лепетал я, а самому мне слышалось: «Отправьте меня назад в гнездовье вампиров!»
Спасительницей оказалась не Валери, и для меня это стало слишком сильным потрясением.
Меня уложили на скамью, под голову подсунули чей-то сложенный втрое кафтан.
— Зачем ты это сделала? — вновь спросил я Мадлен.
— Здравствуйте, сударь, — произнес мосье Дюпар.
— Вы, — промолвил я. — А где Жак? Куда он убежал?
— Сударь, он присвоил деньги, которые вы оставили Мадлен, и скрылся, — сообщил корриган.
Мадлен шикнула на него.
— Я же говорил вам, что он скотина! Мадлен, говорил же я тебе! И просил не доверять ему денег, — произнес я.
— Простите меня, сударь, — эльфийка опустила голову. — Мне удалось утаить от Жака пятьсот талеров. Сто пришлось заплатить пану Розански. Вы сняли очень дорогой номер, сударь. И потом — счета за термы, за портного…
— Да бог с ним, — прошептал я.
— А четыреста талеров я заплатила вот ему, — Мадлен кивнула на Марагура.
— Ты же истратила все деньги, что я оставил тебе! — я мотнул головой. — Ты не обязана была…
— Сударь, это были ваши деньги. И потом — вы были так добры к нам, — ответила Мадлен.
— Аннет, Валери, парочка вампирелл, кто еще там в твоем списке? — укоряла меня аэронавтесса.
— Малгожата, Элайс, Вишенка, Марго, Жанета, Мэри-Энн, Гретхен, Абигейл, — дополнил я список сердитым голосом. — И кстати, как тебя зовут здесь?
— По-прежнему Абигейл. А ты не хами, — ответила темная полукровка. — Мадлен считает тебя благородным человеком. Не разочаровывай ее, она ангел.
С этими словами летунья прижала к себе светлую эльфийку и поцеловала ее. Я понял, что если и должен ревновать аэронавтессу, то не к Клавдию Марагуру, а к Мадлен. Летунья не отпускала девушку, они так и стояли в обнимку. Интересно, какова будет реакция Мадлен, когда она поймет, что в прикосновениях Абигейл скрывается не просто дружеский, а куда более интимный умысел?
— А Аннет-то в списке и не было, — произнес я.
— Что? — переспросила Абигейл.
— Я говорю, что Аннет в списке не было. Это Валери выдавала себя за Аннет.
— Бедный, он бредит, — прошептала Абигейл.
— Еще бы! Ему там еще досталось! Таким булыжником в лоб получить! И потом все эти передряги! — высказался Марагур и крикнул. — Эй, трактирщик! Накрой-ка нам стол по-новой! А то все остыло уже!
— Дубль-два! — прокричал Мазунчик Овчар.
Он быстро убрал с нашего стола и снова накрыл его.
— Кухня не самая лучшая. Но не помирать же с голоду. Прошу вас. — Марагур жестом пригласил к столу Мадлен и мосье Дюпара.
Я принял вертикальное положение и склонился над миской с дымящейся похлебкой. Аппетит пробудился с удвоенной силой.
— Откройте окно, что ли. Духотища страшная, — предложила Абигейл.
Мосье Дюпар отворил форточку. Большие синебрюхие мухи влетели в помещение и с громким жужжанием замельтешили над головами посетителей. Самое жирное из насекомых плюхнулось в мою миску.
— Милочка, — процедил я сквозь зубы, вытаскивая ложкой муху на свет, — я, конечно, понимаю, что в Судане и Эфиопии паштетъ из насекомых пользуется большой популярностью…
Тут я запнулся, потому что муха как ни в чем не бывало встрепенулась и улетела. А похлебку-то только-только с огня сняли. Я не мог поднести ко рту ложку, не подув на нее.
— Тише все! — выкрикнул я. — Замрите!
— В чем дело? Что случилось? Что стряслось? — раздалось в ответ.
— Тише вы! Никому не двигаться! — крикнул я. — Эти мухи! Я знаю этих мух…
— Маркиз, нужно быть разборчивей в связях, — пошутила Абигейл.
Я не успел ответить, да ответа и не потребовалось. От мощного удара дверь распахнулась, в харчевню влетел Жак и, врезавшись в стену, снова расквасил нос. За ним в дверной проем протиснулся гар. Абигейл замерла, ей стало не до шуток. Да и все остальные застыли и боялись пошевелиться. Тишину нарушали лишь мухи, жужжание которых слилось в единый гул. Гар вертел головой, бил хвостом, шумно дышал и брызгал слюною.
— Если муха укусит, терпите… Главное — не кричать… — прошептал я.
Гар повернулся в мою сторону и шумно втянул воздух. Я замер с разинутым ртом, испугавшись, что даже движение губ окажется губительным. Мадлен, сидевшая рядом со мною, больно вцепилась в мою руку.
Я заметил, как жирная муха приземлилась на щеку велетеня.
— Туёпсис Говения![82] — взревел Марагур и хлопнул себя по щеке.
Муха укусила его, и он не сдержался.
— Гггаррр! — рявкнуло чудовище и подпрыгнуло к велетеню.
Оно протянуло лапищи и ощупало Марагура за щеки. Велетень брезгливо поморщился.
— Граф! — взвыл он. — А долго еще не двигаться? Можно, я ему промеж глаз врежу?
— Можно! — санкционировал я мордобитие.
Клавдий замахнулся и замер с занесенным для удара кулаком. Только сейчас он заметил, что у чудища нет глаз. Это открытие повергло велетеня в замешательство. Он не сразу сообразил, как врезать между глаз тому, кто уродился безглазым. Заминка длилась пару мгновений. Затем Марагур решил, что природа специально предусмотрела на морде у гара площадку — аккурат под размер кулака велетеня. Клавдий хмыкнул и нанес чудищу сокрушительный удар. Гар перелетел через стол, ударился головою об стену и обмяк.
В следующее мгновение в харчевню ворвалась целая армия чешуйчатых. Это были то ли сородичи Плесыча, то ли сам Плесыч — оживший и многажды тиражировавшийся. За ними в помещение протиснулись два гара.
— Фоморы! Фоморы! — в ужасе закричал один из картежников.
— Стойте! — другой картежник вскочил из-за стола.
Он сам и остальные игроки, включая тролля, побелели от страха.
— Стойте! — повторил он. — Мы не имеем никакого отношения к этой публике! — он указал на наш стол. — Выпустите нас, мы уйдем, и делайте с ними, что хотите!
Раздались два выстрела подряд и пронзительный вопль:
— Мазунчик Овчар!
Трактирщик повторил, как видно, традиционный трюк. Он запрыгнул на барную стойку, а с нее бросился на картежников с троллем, так и не успевших рассчитаться и убраться отсюда подобру-поздорову.
Я понимал, что чешуйчатые, то есть фоморы, как назвали их местные жители, и гары пришли за мной, и отступил в сторону. Куча-мала, образовавшаяся из картежников и гостеприимного хозяина, оказалась между мною и моими противниками. Я заметил, что ошибся, фоморы отнюдь не одинаковы. Они показались мне этакими серийными Плесычами, чересчур похожими друг на друга из-за чешуйчатой кожи и маленького роста. Зато отличались они ни много ни мало как количеством конечностей и прочих наружных органов. Некоторые фоморы, как и Плесыч, скорей всего все-таки покойный, имели по две ноги, две руки, два глаза и два уха. Но у большинства не хватало — у кого ноги, у кого руки, у кого уха. Многие имели по одному глазу, размещенному на переносице. С первого взгляда делалось ясно, что отсутствие ног и рук вовсе не результат приобретенных увечий. Для этого народца иметь одну или две ноги все равно, что для нас быть блондином или брюнетом. Одноногие фоморы ничуть не уступали в прыти двуногим собратьям. А одноглазые наверняка могли дать фору по зоркости дюжине лучших егерей.
