Для меня лес — из главнейших ресурсов. Пустят дымом по дурости или по злобе — я нищий. Даже если люди не погибнут.
«Бережёного — бог бережёт» — русская народная мудрость. Бережёмся.
Людишкам прохожим чуть свободу ограничил, за делишки — спрашивать стал. Им это — «против шерсти». Вот они и озорничают. Я крепче прижимаю — они сильнее злобятся: «не по ндраву».
Русь — очень большая песочница. На сквозняке живя — порядку не наведёшь. Но притормаживать… особо резвых… необходимо.
«Велика история, а отступать некуда: впереди прогресс!». Только вперёд! Ввожу полный запрет на остановку караванов, как лодейных, так и гужевых, на территории вотчины.
Уточняю: без превышения сословно-служебных полномочий. Близко, но — без.
Не — «запрет на проход» — нельзя.
Порядок на путях — из первейших княжеских задач. Ещё при приглашении Рюрика это оговаривалось. Частных застав ни на сквозной прибрежной дороге, ни, тем паче, на самой реке — быть не должно.
«Не пускати ни конного, ни пешего,
Ни прохожего тут, ни проезжего,
Чтоб ни серый тут волк не прорыскивал,
Ни ясен сокол не пролетывал».
Такие… «богатырские заставы» — только на внешних границах, преимущественно — на степных шляхах по южному порубежью.
Ещё одна странность «Святой Руси»: отсутствие дорожного сбора. Во Франциях-Италиях мелкий феодал строит на сухом месте мост и собирает мостовой сбор в свою казну. Какой-то барон просто берёт денег за проход по своей территории. Каждый аристократический прыщ ставит заставы на границах владений и дерёт с прохожих три шкуры.
Уже в Позднем Средневековье итальянский купец, проехав пару сотен вёрст по родному «сапогу» через границы местных высочеств и сиятельств, выливает бочки с вином на землю: дешевле, чем пытаться продать или везти дальше.
«Святая Русь» не имеет пограничных или дорожных сборов. Границы, дороги, мосты — чисто забота государя. Дорогами занимаются окольничие, мосты строят мостовщики. В «Русской Правде», например, описан порядок их оплаты, наряду с оплатой строителей крепостей.
Конечно, деньги берут — «мытарят». За проезд через крепостные ворота, за место на торгу… В городах. А вот в «поле» — нет.
Разницу между таможенником и пограничником понимаете? В «Святой Руси» погранцы, как и везде — на рубежах. А таможенники — в городах.
Почему такая разница в основах налогообложения между Русью и Европой — не знаю. Возможно, в ощущении единства русских земель, владения дома Рюрика. Позже, когда часть Руси станет вассалами Орды, а другая — Великого Княжества Литовского, таможенные пункты на границах появятся.
Итак, река и дорога — государевы. А берег и обочина — мои. Моё — не тронь, проходи — не останавливайся. Шаг влево-вправо — конвой… без предупреждения.
Но я же дерьмократ и либераст! Нельзя! Нельзя лишать вольных людей русских свободы! Свободы нагадить на своей русской земле. Хоть бы и моей.
Самое тяжкое — обманутые надежды. Поэтому надо заблаговременно избавить путников от надежды свободно гадить и безобразничать.
Выношу на края вотчины постоялые дворы. Там странника накормят-напоят, обогреют-обиходят, в нужник сводят…
И мозги промоют по указанной выше теме: шаг влево-вправо… «Зверь Лютый» — без предупреждения… вот — нормы, вот — расценки, беги ближайшие 20 вёрст быстренько… а ежели что — мы тебя предупредили — сам дурак.
К этому времени вотчина Рябиновская до таких дел уже доросла. Сигнальщики просматривали пути-дороги из края в край. Две команды охотников — Фанга и Могутки — любого баловника могли легко взять. На прямой конфликт нам было чем ответить. Шапка боярская наделяла Акима правами немалыми в части «судить и казнить». Посему и народ прохожий опаску поимел.
Через три года, только начиная ещё ставить Всеволожск, повторил я эти Рябиновские придумки. Вынес из города на границы земель места сбора мыта. Оттого многим худым купчинам ущербы случалися. А мне — прибыль. Как границы сдвигались, так и мытари дальше перебирались. А на их месте ныне городки поднялись.
Сметали Фильке хуторок. Две гостевых избы типа «барак», конюшни тёплые на полста коней, баню, избу столовую, сортир на два десятка посадочных мест… Даже пристань соорудили, крытый сарай типа «эллинг», амбары для хранения поклажи… Полный гостиничный комплекс, включая места для продажи товаров, мелкого ремонта транспортных средств, других услуг.
Среди прочего из средневекового сервиса «всё включено»… ну куда ж без этого! — несколько дам для интимной обслуги господ проезжающих.
Ну вот, сейчас все дружно кинуться! «Прогрессор-попаданец — содержатель святорусского борделя! Какой позор!». А вы русские народные песни давно слышали?
«Ехал на ярмарку ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
…
К стыдливой девчонке купец пристает,
Манит, целует, за ручку берет.
Стыдно красавице, стыдно подруг,
Рвется она из купеческих рук…».
Дальше матушка этой стыдливой девушки — сводней у своей дочки трудится. Это — по-русски? Это — лучше?
А у меня — прогрессивно. Чистенько, обустроено, эргономично, техника безопасности, нормы выработки… Дамы — подготовленные, обученные, натренированные. Не — «девчонки стыдливые».
Среди прочих персонажей туда отправили трудиться и Светану. Баба по усадебному хозяйству… «трудовым энтузиазмом» не славилась. Но у Фильки… Вредный мужик.
Как всегда на новом подворье — куча спешных дел. Он и гоняет прислугу «в хвост и в гриву». Будто они — у него в холопах. Такой… суб-крепостник. У меня-то хозяйство большое, за всеми не доглядишь, а у него — все перед глазами. Да и склонность такая есть — на людях выспаться.
Как прошли осенние дожди — пошли снизу караваны. Среди первых — немцы из Владимира. Остатки той артели, что собор князю Андрею Боголюбскому строила, теперь во Вщиж перебираются. У Фильки на дворе остановились. Тут Светана и углядела.
Баба-то ума невысокого, но чуйка у неё… Чутьё на — «поднимется».
Да не — «у него поднимется»! А «он сам поднимется» — чутьё на людей с… с карьерными перспективами.
В прошлом году она и меня самого захомутать пыталась. А уж, вроде бы, куда дальше: сопляк пришлый, Ванька-ублюдок, родителем выгнанный…
Светана углядела Фрица. «Фриц» — не прозвище, а имя собственное — от «Фридрих». Мужичок ихнему императору — тёзка.
Уж что она этому фрицу сделала… Ну, я, примерно, представить могу — сам учил. «Русский поцелуй форева»! Сработало наповал: немец немедленно послал далеко свою артель, княжескую службу, сказался больным, отстал от каравана и собрался продолжать безостановочно.
