— Он уже расстрелян, этот ваш майор? — уточнил комиссар.
Полковник побледнел.
— Товарищ комиссар, мы…
— Я повторяю свой вопрос! Этот майор уже расстрелян?
— Мы поместили его в нашу тюрьму.
— Зачем вы его тащили с собой через три фронта? Вы что, на месте его не могли при попытке к бегству пристрелить?
— Но, товарищ комиссар, арестованный не пытался бежать…
— Ну, так пусть попытается, товарищ полковник! — отрезал комиссар. — До больших чинов доросли, орденов полную грудь нахватали, а думать не научились. Пока мы тут с товарищем Неминеном разговариваем, вы лично займитесь этим вопросом, а через пару часиков доложите мне, что этот ваш подопечный майор опасности больше не представляет.
Полковник кинулся выполнять приказание сердитого комиссара.
Впрочем, комиссар после ухода полковника сразу подобрел и улыбался теперь самой радушной и сердечной улыбкой:
— Здравствуйте еще раз, товарищ Неминен. Давно мечтал с вами познакомиться, — комиссар приоткрыл дверь и отдал адъютанту распоряжение: — Два чая с лимоном, пожалуйста, — будто извиняясь перед гостем, он виновато развел руками. — У нас тут не Европа, сами понимаете, но чай с лимоном для дорогих гостей в запасе держим. А может, коньячку?
— Нет, спасибо, товарищ генерал, — попробовал отказаться финн, заметно смущенный формой, погонами и лампасами гостеприимного хозяина кабинета.
— Комиссар, — поправил его хозяин. — Комиссар государственной безопасности Рукомойников. Не слыхали мою фамилию?
— От кого? — изумился финн.
— Ну, скажем, от вашего друга Штейна, — пояснил комиссар, исподволь следя за реакцией гостя. — Или от вашего бывшего начальника генерала Головина. Или вам и эти фамилии не знакомы? Ну, не бычтесь, не бычтесь так. Не знакомы, так не знакомы.
Вошел адъютант со стаканами в подстаканниках на подносе.
— А вот и наш чаек, — обрадовался Рукомойников. — Милости прошу к столу. Смелее, — видя, что гость не решается или не хочет садиться, комиссар подвел его к столу и усадил на стул. — Вот ваш чай.
— Товарищ комиссар, я…
— Знаю, знаю, — тоном провидца ответил Рукомойников на еще не заданный вопрос. — Вы хотели бы сообщить вашим друзьям о том, что успешно перешли линию фронта и благополучно прибыли в Москву.
— Да, и еще…
— Не беспокойтесь об этом. Я это сделал вместо вас, как только мне сообщили о телефонограмме с Карельского фронта, где сообщалось о вашем задержании. Ваши друзья осведомлены не только о том, что вы уже на родной земле, но и о вашем теперешнем местопребывании. Я вас немного успокоил?
— Немного — да.
Гость действительно стал не так напряжен.
— Ну, не мучьте же меня! Не держите в неведении, — в манере и в голосе комиссара появилась театральная наигранность. — Поведайте же о своих скитаниях! Расскажите, как вам удалось перейти линию фронта.
— Так я это… Товарищ генерал…
— Не имеете права распространяться, — понимающе улыбнулся Рукомойников.
— Так точно.
— Так у нас же не допрос, а так… доверительная беседа, — Рукомойников улыбнулся еще шире.
— Вербовочная? — уточнил гость.
— Разумеется, вербовочная, — комиссар обрадовался такой догадливости.
— Тогда я вам ничего не скажу.
Рукомойников откинулся на своем стуле, немного склонил голову набок и некоторое время оценивающе рассматривал финна. Тот как ни в чем не бывало отхлебывал чай из стакана.
— Будет вам дурака-то валять, — налюбовавшись своим гостем, посоветовал, наконец, комиссар. — Будет. Не в цирке. Вы что же, юноша, думаете, что я вас сейчас в застенок посажу и запущу «на конвейер»? А потом ликвидирую всех тех, кто с вами станет работать, добиваясь от вас правдивых и полных показаний? — комиссар неподдельно рассмеялся тем самым смехом, от которого у его подчиненных начинало сосать под ложечкой. — Помилуйте, батенька, — взмолился он. — Я так совсем без людей останусь!
— Ну и оставайтесь, — разрешил гость.
— А я с вами знаете, что сделаю? — комиссар выдержал паузу, нагнетая драматизма, и продолжил: — Я вам сам расскажу, кто вы и почему оказались в моем кабинете. Идет?
Гость безразлично пожал плечами, дескать, хозяин — барин, и Рукомойников начал сеанс ясновидения:
— Во-первых, никакой вы не Тиму, и никакой вы не Неминен, а капитан Генерального штаба Советской армии Николай Федорович Саранцев. И даже Саранцев — не настоящая ваша фамилия. Под этой фамилией вы состоите на учете в Главном управлении кадров. А родились вы с фамилией Осипов. Так?
— Ну, так, — нехотя согласился гость.
— О вашем существовании до сего дня знали только четыре человека в Советском Союзе. Я — пятый. Так?
— Так, — гость подтвердил и это.
— И поскольку вы человек неглупый, то, наверное, уже поняли, что раз я знаю, кто вы такой, и раз вы сидите в моем кабинете, а не в кабинете своего начальника, то у меня достаточно власти и полномочий.
— Ну, — без восторга хмыкнул Коля, — и что дальше?
— Пожалуйста, — согласился Рукомойников. — Будет вам и «дальше». Ровно четыре недели тому назад, первого мая, вы получили в Стокгольме от некоего господина… Кстати, вы не помните фамилию?
— Не помню.
— Штейна! — Рукомойников внезапно вспомнил сам. — Штейна Олега Николаевича. Первого мая вы получили от него много-много листов бумаги, — комиссар заговорщицки подмигнул Коле, снова исподволь фиксируя его реакцию. — Признавайтесь, сами-то в бумаги заглядывали?
— На кой они мне? — искренне изумился гость. — Мне принесли, сказали, что надо передать.
— Верно, — согласился комиссар госбезопасности. — Штейн вам сказал, что это очень важные сведения, которые должны быть переправлены на нашу сторону как можно скорее.
Коля согласно кивнул.
Рукомойников продолжил:
— Вы отписали своему шефу генералу Головину, — заметив, что гость нервно дернулся, Рукомойников повторил с нажимом: — Да, генерал-майору Головину о том, что располагаете документами по атомной тематике.
Коля кивнул еще раз.
Рукомойников шутя пожурил своего гостя:
— Небось еще и наябедничали на Олега Николаевича. Дескать, вот он, гад, в Стокгольме! Ату его, ребята! Было дело?
— Товарищ комиссар… — хотел оправдаться Коля.
— Да знаю, знаю, — махнул рукой комиссар. — Вы только исполняли свой долг, и дальше в том же духе. Я же не ругаю вас. Все вы правильно сделали, Николай Федорович. Штейн в ваших глазах был предателем и изменником Родины. Вы посчитали своей обязанностью информировать свое руководство о месте его пребывания. Я бы ругал вас скорее за то, что вы этого не сделали. Вы курите?
