Сотрудник русского МИДа оказался обаятельным мужчиной ближе к пятидесяти годам, с повадками гуру сетевого маркетинга и плохим знанием русского языка. Наговорив кучу комплиментов талантам Фокадана, швейцарец на русской службе не оставил своим вниманием Кэйтлин, засмущавшейся и спрятавшейся за отца.
— Очаровательный ребёнок, — негромко засмеялся Жорес Ландер, — у самого дочери уже выросли, теперь вот жду, когда внуками меня порадуют.
МИДовец немногословно, но очень образно рассказал о своей семье, вставив несколько милых откровений для убедительности. Попаданец в ответ поделился столь же фальшивыми откровениями, принимая вид человека, сражённого обаянием нового приятеля.
— Гофмейстер[6] князь Юсупов предлагает остановиться в его дворце. Князь слышал о вас много хорошего и горит желанием познакомиться со столь выдающейся личностью. Так же он считает своим долгом загладить перед вами вину нашего МИДа, действовавшего в Дании несколько неуклюже.
— Высокородный бездельник скучает и желает развлечений с доставкой на дом, — мысленно перевёл Фокадан, рассыпаясь в благодарностях. Тот случай, когда отказаться нельзя — приязнь одного из богатейших и знатнейших людей Империи может дать очень многое. Отпустив атташе, попаданец воспользовался русским гостеприимством.
Николай Борисович Юсупов, хозяин многочисленных дворцов и несметного состояния, встречал гостя в холле своего дворца на Мойке. Стройный, черноволосый, с простым и в то же время величественным лицом, он произвёл на попаданца самое сильное впечатление.
— Очень рад встрече, — чуть улыбаясь проговорил Юсупов на французском, — ваши пьесы произвели на меня чрезвычайно сильное впечатление.
Выслушав ответную славицу известнейшему меценату Российской Империи, князь раскланялся и удалился, не став мешать обживать выделенные покои, поразившие попаданца дивным сочетанием музейных редкостей и домашней, удивительно уютной обстановкой. Распаковались за пару часов — благо, кроме одежды, документов и небольшой коллекции оружия, Фокадан ничего не повёз за океан.
Вечером встретились за столом, во время обеда.
— Никак не привыкну, что высший свет обедает ныне поздно вечером, а ужинает заполночь, — с тоской подумал попаданец, — и ведь подстраиваться придётся.
Обед дали камерный[7] — помимо самого Фокадана с жутко стесняющейся дочерью и ближниками, присутствовал только хозяин дома с супругой Татьяной Александровной, приходившейся ему довольно близкой родственницей, да две их дочери — Зинаида и Татьяна.
Татьяна, девочка лет восьми, вела себя вполне по детски — с поправкой на прекрасное воспитание, разумеется. Старшая же, Зинаида, прехорошенький подросток тринадцати лет, поведением соответствовала зрелой светской даме. Не столько ум и здравые суждения, сколько уместность реплик и мимики.
Фокадан сразу установил с ней нужный тон, не пытаясь вести себя снисходительно и свысока. Родители и младшая сестра наблюдали за Зинаидой с гордостью, давая любимице вести беседу.
— Греческие и римские мифы? Увольте. — Отмахнулся Фокадан, не пытаясь казаться тем, кем не являлся, — понимаю, что ныне они служат мерилом образованности, но я и не скрываю своего невежества в этом вопросе.
— Военный, писатель, инженер… я ничего не упустила?
— Политик и правозащитник, — спокойно добавил Алекс, — я состоялся как профессионал в разных областях. Состоялся именно потому, что не забивал голову мусором.
— Европа — потомок Эллады и Рима, — спокойно парировала Зинаида, — поэтому должно изучать взгляды прародителей на богов и людей. Это помогает понять, как мыслили наши предки.
Алекс расхохотался, прикрываясь салфеткой.
— Извините, княжна, — искренне сказал он, — пусть я не интересовался мифологией Рима и Эллады, зато знаком с рынком антиквариата. Князь не даст соврать — не сохранилось ни одного оригинала эллинских рукописей, да и к римским немало вопросов.
— Так и есть, — подтвердил Николай Борисович с тонкой улыбкой специалиста, не вступающего в нелепый спор с профаном[8], — однако это не значит, что их не было. Свитки много раз переписывали, в ином случае они не сохранились бы до наших дней.
— Аргумент, — согласился весело попаданец, — я даже не буду поднимать сомнительную тему, почему древними рукописями внезапно заинтересовали только в Средневековье. До этого, полагаю, они хранились в неких защищённых местах, дожидаясь переписчиков и тут же рассыпаясь в прах.
— Не новая идея, — согласился князь, тая в усах лёгкую улыбку, — сам Бенвенуто Челлини признавался, что подделывал античные произведения искусства, да и не он один. Подделывали не только произведения искусства и рукописи, но и мифы. Однако сохранилось много свидетельств людей, ничуть не заинтересованных в распространении подделок.
— Мозаика из чужих сказок, — подвёл итог Фокадан, — красивая, но бессмысленная — не дающая представления о реальной истории тех времён. Не лучше ли пытаться изучать своё? Те же осколки, но хотя бы родные.
— Лучше, — задумчиво согласилась Зинаида и отец девочки явственно удивился её согласию. Мифология в тот вечер больше не поднималась, Юсуповы интересовались всё больше американскими реалиями.
* * *
— Тщеславный, как все причастные сцены, — доложил Ландер на прекрасном русском языке, — старается сего не показывать, да и не замечает, похоже. На второй слой разговора реагирует должным образом, наживка проглочена.
— Ваши рекомендации по вербовке? — Поинтересовался император, гася очередную папироску в малахитовой пепельнице.
— Фокадан почитает меня пустым человечишкой, посемуможно использовать мою личину как раздражитель. Несколько встреч по аналогичному сценарию — с грубой лестью и вторым дном. Одновременно подвести кого-нибудь из бывших военных, можно графа Игнатьева. Он в последней войне неплохо себя показал, как раз в Европе. Есть о чём поговорить двум военным, да и общие знакомые найдутся.
— Слабовато для начала дружбы, — приподнял бровь император, — да и графа никак не назовёшь мастером вербовки. Военный он лихой, да и по инженерной части соображает, но агентурная работа?
— Игнатьев как агентурщик ниже ноля, — витиевато согласился чиновник по особым поручениям, — но в этом и заключается его ценность. Храбрый вояка без двойного дна послужит хорошей ширмой для настоящих агентов. Я буду пытаться продолжать пролезть в друзья, а генерал доблестно отбивать мои попытки. Пусть почувствует интеллектуальное превосходство.
— Усыпить подозрения, одновременно подводя через графа нужных людей для составления психологического портрета Фокадана. Агентов уже в Москве будем подводить. — флегматично подытожил Александр, — курируйте вопрос, ротмистр. Игнатьеву подпишу перевод в Москву.
* * *
Согласно сложному дипломатическому этикету, перед аудиенцией у императора следовало встретиться с лицом менее значимым, дабы обговорить предварительно темы предстоящего разговора. Товарищ[9] министра иностранных дел, Славутин, принял консула с формальным радушием. Сказав несколько дежурных фраз и приняв верительные грамоты вкупе со списком тем для обсуждения, Иван Анатольевич поговорил с Фокаданом минут десять на нейтральные темы, дабы не выпроваживать консула слишком поспешно. Аудиенция у Александра второго назначена через три дня, аккурат по окончанию Успенья[10].
Фокадан собрался было наносить визиты значимым людям Петербурга, но Юсупов взял на себя эти хлопоты, обещаясь организовать приём в честь гостя, пригласив нужных людей по списку.
— Благодарю, — чуть поклонился Алекс, — весьма признателен за ваше участие в моей деятельности. Надеюсь, хлопоты эти не доставят вам значимых неудобств.
— Полно, генерал, — чуть улыбнулся князь, — какие хлопоты с моими связями? Разослать приглашения не составит труда, а гости будут рады посетить мой дом и пообщаться с вами. Ныне я присутствовал по службе при дворе, так признаться — совершенно замучили просьбами представить вас обществу. Интересный писатель, изобретатель и политик, да ещё и представляющий молодую, экзотическую для нас страну. Прямо-таки находка для людей света.
