Старенький Балабаев, начавший преподавать ещё при Сталине, повадился называть его коллегой, норовя свести с правнучкой — хорошенькой, к слову. Для тех кто понимает, показатель.
Жаль, что у неё не сложилось. Сама, дура, виновата… меньше надо с сигаретами, пивом да мальчиками по педу светится.
Другие вон не меньше её здоровье вкусными гадостями травят, да с парнями романы крутят, но тишком. А она открыто — как же, свободная личность! Навсегда запомнит, как Лёшка тогда глянул — не презрительно, а… будто вычеркнул её из списка тех, кого девушками считает! Помочь потом не отказывался, но… может и правда за ум взяться?
* * *
По возвращению Алексей не сразу смог влиться в эту реальность, из-за чего обратил на себя внимание людей не совсем положительных. Желание прибрать к рукам перспективного человечка понятно, но разрулить ситуацию стоило немалых трудов. Очень хотелось пойти по простому пути, с трудом удержался от того, чтобы не удобрить окрестные леса несколькими центнерами отборной говядины.
Переламывать себя пришлось долго, всё-таки больше тридцати лет там, по другим законам, в другой стране. Взрослый, немолодой уже мужик, привыкший отвечать не просто за семью, а за сотни тысяч людей и снова в молодом теле, да с репутацией весёлого раздолбая. Это, знаете ли, непросто… недаром мать к психиатру повела. Благо, обошлось без постановки диагноза.
И сны… тоскливые. Снилась Лира и Кэйтлин, Глеб и Фред, крестники… все, оставшиеся там. Он нисколько не сомневался, что всё это было. Сложно иначе объяснить уверенные знания математики и других точных наук. А вот тягостные переживания, что с его попаданием назад та Ветвь Истории исчезла, вот это по-настоящему тяжело.
Потом приснился сон — из тех, которые больше похожи на реальность. Ему показали, что там всё хорошо, мир никуда не исчез. Детей и близких, правда, не увидел… но показали тот мир в середине двадцатого века.
Первый спутник ещё в сорок втором, отсутствие жёсткого противостояния двух систем с противоположными идеологиями, социально ответственные правительства без перегибов с излишней толерантностью. Мир, в котором хочется жить.
Облегчение, испытанное Фокаданом… нет, пора снова называть себя Кузнецовым. Фокадан остался там… ну и немного здесь — для товарищей по ИРА. Куда ж без них-то? Привык уже к борьбе против Англии… Сейчас бы так не поступил, а тогда, вывалившись в том самом переулке, сгоряча посчитал единственно возможным выходом.
Вернувшись, взялся за учёбу и тренировки — рьяно, едва ли не до обмороков. КМС по боксу меньше чем за год. Ну да и немудрено — когда занимаешься боксом больше тридцати лет, пусть и на самодеятельном уровне, сложно не научиться видеть рисунок боя. А тело-то снова молодое… да с его опытом…
В институте серьёзно всё, да вторая специальность инженерная. Думал бросить пед, но пусть уж… ему нетрудно учиться на две специальности разом. И почему раньше с трудом на одной успевал? А ещё всевозможные курсы, сертификаты… пригодятся.
И подработки. Человеку с его жизненным опытом зарабатывать удавалось удивительно легко. Мелькала мысль уйти в бизнес, но победила брезгливость. Слишком многое построено на взятках, знакомствах, правильном мировоззрении. Противно.
Хватает денег, чтобы снимать двушку в неплохом районе, купить подержанную ауди, помогать родным и не думать и бытовых мелочах? Ну и хорошо, пока достаточно.
Оказалось, что ему много-то и не нужно. Там немалая часть денег уходила на имидж или скажем — на прислугу. Здесь на имидж плевать, да и в прислуге не нуждается. Зачем горничная, если есть пылесос и стиральная машинка?
Несмотря на учёбу по двум не связанным специальностям сразу, времени оставалось немало. Тренировки, подработка, общественная деятельность… и всё равно свободного времени оставалось слишком много. Привык работать по восемнадцать часов в сутки, не отвлекаясь на ерунду.
Написал ставшую успешной книгу по истории Гражданской Войны в США Взгляд со стороны Юга. Вроде как в Штатах заинтересовались, со дня на день договор пришлют. А всё равно чего-то не хватает.
Обведя комнату взглядом, Алексей видел многочисленные тома с закладками и загнутыми страницами. Маркс, Кропоткин, Сталин, Ленин, Плеханов и Каутский, Ницше и Адам Смит. Всё, что нужно для думающего человека.
Глянув на часы, заложил открыткой знаменитое письмо Че Гевары[2] и засобирался на тренировку.
«Дорогие старики!
Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта*, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь.
Около десяти лет тому назад я написал Вам другое прощальное письмо.
Насколько помню, тогда я сожалел, что не являюсь более хорошим солдатом и хорошим врачом; второе уже меня не интересует, солдат же из меня получился не столь уж плохой.
В основном ничего не изменилось с тех пор, если не считать, что я стал значительно более сознательным, мой марксизм укоренился во мне и очистился. Считаю, что вооруженная борьба — единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту.
Может быть, я попытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен, если логически исходить из расчета возможностей. И если так случится, примите мое последнее объятие.
Я любил Вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз — верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие лёгкие. Я добьюсь своего.
Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века.
Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана-Мартина и Пототина, Беатрис, всех.
[1]Академический отпуск — отпуск, предоставляемый студенту высшего или среднего профессионального учебного заведения по медицинским показаниям и в других исключительных случаях (стихийные бедствия, семейные обстоятельства).
[2] В 1965 г. Гевара перед отправкой на партизанскую войну (ставшей для него последней) отправляет своим родителям это письмо.
* * *
