Возможно, у генерала сохранялась надежда, что конфликт этот не то чтобы разрешиться, но исчерпает себя ввиду государева вмешательства. Однако Протопопов строго настрого запретил вмешивать сюда Государя и что-либо докладывать в Царское село. Что касается Родзянко и Бобринского, оба были обижены и чувствовали себя униженными настолько, что не считали возможным выходом из ситуации любой другой результат, кроме смерти обидчика.
– Соглашаемся, – Александр кивнул, принимая предложение секундантов стороны противника. – Стреляемся насмерть.
Глава 3
«Какие-то 90 % политиков портят репутацию всех остальных».
Генри Киссинджер
1917 год, январь 3,
Петроград, Набережная реки Фонтанка, дом 57.
Остаток вечера 3 января выдался напряжённым, но крайне продуктивным. Протопопов окончательно привык к новым условиям, которые были безусловно более стесненные, чем там, откуда он сюда попал. Отсутствовал интернет, телевидение, тренажерные залы, а сама жизнь выглядела куда более размеренной и вялотекущей. Все это доставляло энергичному Протопопову определенный и известный дискомфорт, но ни в коем случае не сковывало. Александр, как человек проведший часть своей жизни в местах не столь отдалённых, где жизнь далеко не сахар и по головке тебя никто не гладит, легко адаптировался к новым реалиям и даже находил их не просто удовлетворительными, а подходящими имеющимся задачам. Наверное, любому другому человеку, окажись он на месте Протопопова, долго пришлось бы привыкать к манере общения и тому, что каждое сказанное слово здесь имеет далеко идущие последствия. Тут же нельзя было просто брякнуть ради красного словца, но за базаром Александр привык не только следить, но и за гнилой базар спрашивать. Что касается комфорта, то где наши не пропадали – Александр соорудил прямо в своем кабинете качалку из подручных средств. И охотно занимался в свободное время тем, что приводил свое новое тело в надлежащую физическую форму.
Вечером 3 января Протопопов все больше вспоминал, разговаривал с людьми из министерства и изучал материалы из донесений своего ведомства и из газет. Как человек умеющий отделять зерна от плевел, министр зафиксировал новые выводы. Все эти телодвижения вокруг так называемого Прогрессивного блока, объединившего думских левых, как и возле Думы как таковой – мышиная возня общественных верхов. И отчасти даже способ отвлечь внимание власти от революции настоящей. Все что могут думцы в своём большинстве – кидать предъявы с трибуны, разоблачать и тд, и тп. Вот только эта суета, начинаясь в думских кругах, по большей части там и заканчивается. Абсолютное большинство населения страны неграмотны в принципе и высеры думских, публикуемые на полосах газет, не воспринимают. У простого народа не хватает тяму разобраться в перемудренных хитросплетениях кадетов и октябристов, хотя последнее время стало модным чтение вслух, рассчитанное на большую аудиторию. Поэтому все их посылы, призывы и революционные чаяния не просачиваются к низам, продолжая вариться и впитываться буржуазной верхушкой, коей в процентом соотношении с рабочими и крестьянами – кот наплакал. Составляя большинство на верхах, они являются абсолютным меньшинством в низах, поэтому продолжают вариться в своём соку без толку, и абсолютно безопасны. Считаться с ними, конечно, стоит, потому как Государь последнее время прислушивается к «оппозиции» и даже назначения некоторые проводит ей в угоду, но не более. Думы уже распускали не раз, по всем общественным организациям сидели агенты министерства внутренних дел… Реальную силу, этакого «спящего гиганта» представали совершенно другие люди, вот их на буржуазной верхушке было абсолютное меньшинство, зато именно у них не мытьем, так катаньем получалось достучаться к части населения, не охваченной пропагандой буржуазного большинства. Эти сидели в комитетах и народных группах и направляли настроение и градус народных волнений в нужное русло. Причём делали это довольно умело, надо отдать им должное.
К вечеру 3 января Протопопов не просто знал этих людей поименно (знать то он их и до этого знал), но и успел навести справки по каждому. Вся имеющаяся в министерстве информация на лидеров радикалов лежала у него на столе пачкой бумаг.
Васильев, собственно притащивший отчеты Протопопову с недовольной рожей (заставил его Александр Дмитриевич поработать, чего уж там), клятвенно заверил, что «держит за жопу каждую революционно настроенную собаку» и «не даёт им вздохнуть без ведома».
– У нас же там свои ребята повсюду сидят, контролируют, нашли о чем беспокоиться, господин министр, – говорил Директор департамента полиции. – Абросимов копает под рабочую группу. Аресты идут полным ходом. Вы же смотрели отчеты, господин Протопопов. Дела идут. Мы держим руку на пульсе революционных настроений.
Васильев положил на стол две толстые папки бумаг: писульки по ряду задержаний, датирующихся периодом 9 – 19 декабря 1916 года и совсем свежее – в ночь на 1 января 1917 года. Протопопов взял их, полистал, выборочно изучил, но наткнулся, между прочим, на отчёт Глобачева для Васильева.
Заинтересовался.
Начальник Петроградского охранного отделения сообщал, что, несмотря на произведённые задержания, руководящий комитет социально-демократической партии большевистской фракции уцелел и предположительно готовит попытку проведения демонстраций к годовщине Кровавого воскресенья 9 января.
Заинтересовался Протопопов потому, что накануне прихода Васильева, министру донесли, что в Москву приехал в срочном порядке господин Терещенко из Киева, собственной персоной. Местный «олигарх», тесно переплетённый с общественными организациями, среди прочего – товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета и член Особого совещания по обороне. В доносе по Терещенко значилось, что предположительная цель срочного визита – встреча с Родзянко. Протопопов не был уверен, что приезд Терещенко прямо или даже опосредовано связан с конфликтом министра и председателя в Александровском дворце (слишком мало времени прошло). Но понимал, что Михаил Иванович приехал не просто так. Скорее всего, столь неожиданный приезд связан с фигурой Гучкова, старого знакомого Протопопова, некогда близкого друга, а теперь ярого противника министра, который с наступлением нового года мутил воду. И занимался тем, что пытался усилить свои позиции в Петрограде (стоило помнить, что Гучков активно отрабатывал великого князя Николая Николаевича в эти дни). Впрочем, достоверная причина приезда Терещенко и его возможные последствия, оставались неизвестны для Александра Дмитриевича. Но если здесь действительно замешен Гучков – дела дрянь. Этот бродяга спит и видит переворот вплоть до цареубийства.
Протопопов вернул документы на стол и поблагодарил Васильева за службу.
Тот довольный собой спешно удалился.
Картина
