Они были широко известны всему городу за счет их огромного роста, достигающего трех метров.
— Похвальное знание истории, Йозеф! — иронически заметил Отто Ран, когда Пласман остановился, чтобы перевести дух после такого длинного монолога.
— Да вам ли, как такому выдающемуся археологу, этого не знать, Отто? — произнес в ответ коммандер. — Археологические находки разных лет, найденные по всему миру, подтверждают тот факт, что на Земле в древние времена жили люди-гиганты.
— И кого же мы из них мы ищем в этой заснеженной России? — приподняв одну бровь, поинтересовался заслуженный археолог с мировым именем.
— Средневековье также характеризуется наличием великанов своего времени, — ответил на его вопрос Пласман. — Согласно славянским сказаниям того времени — былинам, некий велет [3] Святогор обладал сверхчеловеческой силой и был очень большого роста — выше деревьев, и настолько тяжеловесен, что Земля не выдерживала его тяжести и проваливалась под его ногами! Мне удалось найти реальные доказательства его существования, и определить, где находится место его упокоения…
[3] Велеты — в древнерусских текстах гигантские и красивые предки людей, которые выросли с насеянных Змиевых зубов. В белорусских преданиях великаны-богатыри, жившие в древние времена и уничтоженные Богом за непомерную гордыню.
Глава 4
— Да пребудет с тобой Сила [1], Хоттабыч! — Именно такой фразой поприветствовал меня товарищ оснаб, когда я открыл глаза.
[1] Знаменитая фраза из популярнейшей медиафраншизы «Звездные войны», которую говорили и джедаи, и не-джедаи, желая удачи.
Пару минут я мучительно соображал, что же, в конце концов, происходит, а потом меня «сломало» в диком приступе истерического хохота. Теперь уже оснаб непонимающе пялился на мое тело, заходящиеся в неистовых судорогах смеха. Но, черт возьми, я никак не мог остановиться — то ли откат от стресса накатил, то ли нервный срыв, то ли еще какая-нибудь чертовщина — не знаю. Но "ломало" меня не по-детски: металлическая кровать, на которой я очнулся, тряслась и поскрипывала в такт сокращению моих слабых старческих мышц, но как оказалось на деле — не таких уж и слабых!
Пока я продолжал хохотать, размазывая трясущимися руками слезы по впалым щекам, командир метнулся к двери и, приоткрыв её крикнул, куда-то «в коридор»:
— Владимир Никитич! Подойди! Хоттабыч очнулся!
Профессор Виноградов, словно джин из волшебной лампы, не замедлил явиться на зов оснаба. Владимир Никитич появился в моей старой палате (да-да, очнулся я на прежнем, еще и не успевшем «остыть» от моего прошлого пребывания, койко-месте в кремлевской «амбулатории») как всегда в белоснежном и отутюженном медицинском халате, со щегольски закрученными кверху кончиками ухоженных усов.
— Вот, профессор… — Указал на меня оснаб. — Похоже… совсем «ку-ку» наш старичок!
А меня продолжало «колотить» — уже и в боку закололо, и задыхаться начал. Блин, ну нельзя в таком-то возрасте так гоготать. Но жуткий приступ истерического смеха никак не желал отступать.
Виноградов с интересом поглядел на сотрясающуюся кровать, а потом подошел поближе.
— Похоже, истерика, у нашего дедули, — быстро диагностировал он мое состояние. — Но из комы выбрался — и то хлеб! Тридцать восемь часов на инициацию… С ума сойти! И как только не угробили старика… Хотя, — он вновь внимательно на меня посмотрел, — это еще спорный вопрос…
Медик положил мне на лоб свою сухую крепкую ладонь, немного сосредоточился и меня потихоньку начало «отпускать». Судороги смеха пошли с меньшей амплитудой, а вскоре и прекратились совсем. Я с наслаждением хватанул немного спертый воздух палаты полной грудью.
— Шпа… шпаши… бо… — выдохнул я с огромным облегчением, шамкая беззубым ртом.
А куда же моя вставная челюсть подевалась? Ах, вот же она — рядом на тумбочке, в стакане с водой. Я вынул её рукой, что продолжала ходить ходуном и поспешно установил на предназначенное место.
— Владимир… Никитич… — О! Наконец-то могу вменяемо говорить. — Спасибо!
— Ну что, голубчик, успокоились, наконец? — полюбопытствовал профессор Виноградов, поглядывая на меня с высоты своего роста.
— Даже не знаю, что на меня нашло, — признался я, усаживаясь на кровати и пожимая плечами. — Как «пробило» на смех, так и не смог сам остановиться.
— Подозреваю истерический реактивный психоз, — ответил профессор.
— А это серьезно? — Я слегка напрягся. — Идиотом не стану?
Может, оно и легче будет — идти по жизни полным дураком, но отчего-то не особо хотчется. Мне и старческого маразма за гланды хватает!
— Думаю, нет, Гасан Хоттабович, — произнес, улыбаясь Виноградов, — стать полным идиотом, вам пока не грозит… Разве что старческая деменция, годков этак через пять-десять. ИРП — истерический реактивный психоз, — пояснил он, — это кратковременное и полностью обратимое психическое расстройство, которое возникает в связи с психологическими травмами.
— Фух, доктор! — Я расслабленно откинулся на металлическую спинку кровати. — Спасибо, утешили! А к старческой деменции я уже давно готов, как пионэр!
— О! Уже шутите, Гасан Хоттабович? — дольно воскликнул Медик, в прошлый раз, кстати, он тоже самое мне говорил. — Отличная тенденция! Скоро на поправку пойдете! И, позвольте вас спросить, дорогуша моя, что же вызвало, такую вот неоднозначную реакцию в виде истерического смеха?
— Да как бы вам объяснить-то… — Я задумался, и меня вновь начал разбирать смех.
— А ну-ка… Тихо-тихо, Гасан Хоттабович! — произнес Владимир Никитич, словно успокаивал расшалившуюся собаку. — Спокойно… — Еще бы «фу» до кучи произнес — и прямо-таки бы в точку попал! — Не нужно нам сейчас неадекватных реакций! — добавил он строго. — Поберегите себя!
Но в этот раз я легко задавил подступающий приступ смеха. Интересно, чего он там у меня внутри «подкрутил», когда успокаивал в первый раз? Явно выраженный антипсихотический эффект! Прямо как дозу галоперидола вкатили…
— Владимир Никитич воспользовался блокадой центральных дофаминовых и альфа-адренергических рецепторов в мезокортикальных и лимбических структурах головного мозга, — неожиданно произнес молчавший до этого момента оснаб.
Твою мать! Он что же, опять у меня в мозгах, как у себя в кармане пошарил? — мысленно выругался я, мгновенно восстановив позабытую «Стену отчуждения». — Так выходит, и профессор Виноградов, тоже «напоролся» на ментальный щуп оснаба?
— Владимир Никитич, Хоттабыч, простите великодушно! — воскликнул Петр Петрович, положа руку «на сердце» и поспешно извиняясь.
— Петр
