заботы, что делать с кораблём, амуницией воинской и припасами, если следом явиться таких два, то каким бы сказочным не был богатырь, ему кранты и деревне тоже. Пришли и мужики, пережидавшие опасность где-то в чаще лесной. Старейшина сбил меня с мысли своим вопросом
- Боярин, когда отдашь нашу часть добра с лодки? За что сразу получил посохом в лоб, полдня потом провалялся возле снеккар. Один я, по-моему, переживал чтоб не отдал тот богу душу, общинники же считали, что дедок так лучше поучение моё усвоит. Тяжело понять мне пока местных, вот так бросившие на погибель женщин и детей, мужики преспокойно вернулись и ходят теперь с деланным видом указывая бабам, а те и не думают обижаться. Главное хозяйство цело и кормилец жив.
Корову и козу, с корабля в деревню я всё-таки отправил. Теперь я точно за дело харчуюсь у общины, всё-таки защитник и собственник скотины, переданной во временное пользование. С мужиками на вёслах, отогнали кораблик в затон, скрытый с реки и вытянули целиком на катках из воды, что бы в зиму льдом не подавило. Думаю, утеплить его, послужит жилищем мне покудова.
Всю осень я устраивался на новом месте, перетащил всё своё хозяйство на снеккар попутно утепляя его. Соорудил на нём не очаг, а самую настоящую печь из камней и обмазал глиной, чтоб не чадила с дымоходом. Обе девицы ночевавшие со мной в ту ночь после боя, в серьёз занялись хозяйством и обустройством моего жилища, с особой гордостью рассказывая деревенским, какие хоромы у их мужчины и про шкуру огромного медведя добытую мной аж голыми руками. Не помню, чтобы я звал их жениться, но девицы деловито взялись сообщать общине пожелания богатырские и передавать от меня милость, в виде излишков мяса и рыбы. Памятуя о физической мощи норманнов и что вывез я тот бой на внезапности, скорости и во многом удаче, решил посвятить эту зиму набору мышечной массы, ну и чтобы доспехи трофейные было легче по фигуре подогнать.
Уже сходили краски осени и лес принимал унылый вид, темные воды реки по утру покрывались в заводях льдинками. На струге я делал обход плетёных водяных ловушек, проплывая мимо островков, повторяя причудливые изгибы реки, внимательно слушая звуки леса. Кто там может таиться? Вдруг прямо сейчас внимательно наблюдая за мной, сквозь кустарник, по берегу крадётся хищный зверь или тати с натянутым луком, стоит отвлечься и пустят стрелу. Тихонько, почти сливаясь с плеском волны и шёпотом камыша, услышал слабый писк из высокой травы, покрывающей песчаную косу, соединённую с берегом тоненьким перешейком. Подростковое любопытство повернуло лодку. С опаской, оглядывая подступающую к воде чащобу, причалил в самое навершее косы. Искать не пришлось, как только я раздвинул посохом траву показался маленький пятачок с утоптанной травой, посреди него лежала волчица из её бока торчал обломок стрелы, а возле титек возились три пушистых комочка.
- Что же, безумие и жадность двигали мной. Я вытащил обломок из её раны, волчица была ещё жива, но шевелится и как-то реагировать уже не в состоянии. Уложил её на мешковину и поволок к лодке, думая о шикарном, почти не попорченном мехе. Кто пробовал поднять тело в бессознательном состоянии понимает каково кантовать 80 килограмм, тот меня поймет. Решил пока не разделывать трофей, чтобы лодку кровью не испачкать, потом вернулся и собрал в мешок волчат. Уже возле снеккара, когда выгрузил добычу на берег, чёрт дернул меня достать и погладить волчонка, глаза волчицы открылись, и я увидел в них взгляд матушки Милавы, переполненный тревогой и любовью. Сунул щенка прямо к носу, она облизала его и затихла. В общем сделал я выгородку на корабле своём и поселил там, барышню болезную с детьми мохнатыми. Волчата постоянно пищали и барахтались, тревожа редко приходящую в себя мать. Волчица худела на глазах и угасала, несмотря на мои упорные попытки её напоить и сунуть в пасть маленькие кусочки мяса, конечно о кормлении потомства и речи не шло. Уже от безысходности назвал её Ракша, как у Киплинга было, чтобы как-то обращаться. Переехал к волкам тщетно пытаясь согреть своим телом слабеющую волчицу и выкармливая волчат коровьим молоком под осуждающие возгласы девок, мол нельзя с волками жить.
Лес и заводь давно укрылись белым одеялом, приближался непонятный для местных праздник «Новый год». У меня на коленях безмятежно лежала здоровенная башка, лютого хищника и наслаждалась почёсыванием уха. Девушки весело играли с окрепшими волчатами. Горел огонь в очаге, а я предавался праздности ни о чём не думая и никуда не собираясь. Волчица повела ухом и вскочила, оскалилась вздыбив шерсть на загривке. Казалось, что она видит, что-то конкретное стоящее там за бортом снеккар, судя по направлению в лесу. Я спешно вооружился мечами, натянул кольчугу и выскочил на улицу, рядом встала Ракша. Средь деревьев стоял человек, большой, запахнутый в длинную шубу с посохом, как у меня. Ну это точно дед мороз, подумал я. Однако в слух крикнул
- Кто ты и для чего пожаловал?
На удивление, голос старца прозвучал твёрдо, как бы не сто лет в обед собеседнику, а вещает мужчина средних лет.
- Воин, прошу тебя не откажи путнику в ночлеге, обещаю отплатить за доброту.
Я положил руку на загривок волчицы и поманил пришлого рукой за собой, подниматься на борт моего жилища.
Ракша быстро успокоилась, не чувствуя опасности и возле очага вновь восстановилась идиллия под мирную возню волчат.
Как мне и почудилось поперву, человек оказался старцем, с длинной седой бородой, и не только. Глаза его сильно отличались от крестьянских, уверенностью повидавшего многое воина, притом незлобливые, мудрые что ли. Да и статью он был не обижен, явно в годах солидных, а в плечах сила богатырская. Ещё и чем-то потусторонним от него веяло. Представился гость волхвом их земли древлянской, Фрелафом. Урождён был варягом с Ладоги, отсюда и имя такое. По молодости ещё отроком безусым, поступил на услужение воеводе киевскому Добрыне, с ним и в набеги ходил на земли хазарские, да татей гонял с дружиной княжеской. В одном из походов, под Плесковым, стрелой сразило гридня Фрелафа, в полном беспамятстве выбрался с бранного поля и очнулся уже на капище, кругом дубы стоят вековые с высеченными ликами богов. Выходил меня тогда волхв Богумир, увидел во мне суть потаённую. Было ему видение, что придёт воин с глазами, как небо синими, станет он равным среди
