Полковник-майор решает меня дожать.
— А эта вещичка была зашита в вашем вещмешке.
На стол брякнулась желтая цепочка с крестиком.
— Хорошо спрятали, при беглом обыске и не найдешь. Ваша? Или тоже отрицать будете?
— Не буду, мои вещи.
— Значит, подтверждаете год рождения?
— Подтверждаю. Мой год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.
Полковник-майор что-то интенсивно строчил в бланке протокола.
— Как вы попали в сорок первый год и чем здесь занимались?
— Как попал, не знаю. А чем занимался? Карьеру, блин, делал. Вот уже до сержанта дошел.
— Тоже мне, карьеру сделал — сержант, — фыркнул полковник-майор, оторвавшись от своей писанины, — не то что до мамлея, до страшного сержанта и то не дотянул.
Как только он это сказал, у меня в голове словно выключатель щелкнул, и сразу стало все ясно и понятно, и арест мой странный, и этап, и обстановка местная, и оговорочка полковничья. Полсекунды я переваривал свое озарение, а потом откинулся на табурете, как в начальственном кресле, и нагло ухмыльнулся.
— От шпака слышу! Сам небось от армии по липовой справке откосил? Что у тебя там написано, энурез или плоскостопие? Или действительно к строевой не годен? И не хрен здесь ромбами своими липовыми светить!
Полковник приподнялся со стула, изумленно на меня глядя.
— Что-о?! Ты что, совсем ох-х…
Однако голос повышать я тоже умею.
— А может, ты вообще педик? У-у-у, пра-ативный…
Изумление сменилось яростью. Все, теперь шоу должно быть продолжено, отступать поздно — роль свою ромбоносец должен довести до конца. А я ему в этом помогу.
— Ну иди, иди ко мне пра-ативный, я тебя приласка-аю…
Голос погнусавее и жест обидный с отогнутым средним пальцем — последний тест. Поймет или нет? Понял! Какой, однако, горячий молодой человек попался! Разве вас, молодых, толерантности и политкорректности не учили? Конечно, я его специально провоцировал, но такой быстрой и бурной реакции, признаться, не ожидал. Спасло меня то, что мой табурет стоял довольно далеко от стола полковника-майора. Пока он летел ко мне, я успел подготовиться и встретить его прямым, точнее, прямыми, в челюсть. Почти попал, но набравший приличную скорость липовый энкавэдэшник долетел до цели и сбил меня с ног. Мы покатились к дальней стене. Когда дело дошло до борьбы в партере, преимущество в двадцать килограммов веса, опыт и лучшая техническая подготовка взяли верх над молодостью и яростным натиском. Секунд через двадцать я уже подмял полковника-майора под себя и вцепился обеими руками ему в горло. Занятие оказалось настолько увлекательным, что я едва услышал, как за моей спиной распахнулась дверь, и тут же потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то, не открывая глаз, попытался понять, где я нахожусь. Судя по всему, я лежу на кровати в своей импровизированной камере, обе руки наручниками пристегнуты к кровати, на затылке ощущается шишка, видимо, здоровенная. Сквозь чуть приоткрытые веки пробивался солнечный свет, долго же я провалялся без сознания. А в комнате есть кто-то еще помимо меня.
— Не притворяйтесь, что вы без сознания. У вас веки дрожат.
Таким наблюдательным оказался благообразный джентльмен лет пятидесяти. На русском языке он говорил абсолютно чисто без какого-либо акцента, но перед словом «джентльмен» почему-то сразу захотелось поставить прилагательное «английский». Во всяком случае, иностранщина из него не то чтобы прет, но чувствуется. Глаза я все-таки открыл.
— Кто вы такой? И что здесь происходит?
— Не слишком ли много вопросов в вашем положении? — усмехнулся джентльмен.
— А у вас в роду было много евреев, — заявил я.
— С чего вы взяли?
Похоже, мне таки удалось его слегка удивить.
— Отвечаете вопросом на вопрос. Так, как мне вас называть?
— Можете называть меня сэр Джеймс.
Все-таки «сэр», в этом я был прав.
— Договорились, Гарри.
— Гарри так Гарри, — не стал спорить джентльмен, — и не пытайтесь меня вывести из себя. Второй раз ваш фокус не пройдет.
— Хорошо, не буду. Так, что здесь все-таки происходит, и кто вы такие?
Гарри с интересом уставился на меня.
— Очень странно вы себя ведете: лежите пристегнутый наручниками к кровати и пытаетесь меня допросить, а все должно быть наоборот.
— А вы меня отстегните, тогда и поговорим.
— Не будем торопиться, сегодня ночью вы вели себя несколько, э-э, скажем так — неадекватно. Поэтому продолжим нашу беседу в этом положении. Итак, вы хотели знать, что здесь происходит? Все очень просто. Вы — межвременной заяц, а мы — межвременные контролеры. И мы вас поймали. Аналогия понятна?
— Понятна. Вот только штраф я платить не собираюсь.
— Это почему же? — заинтересовался Гарри.
— Есть один нюанс. Я — заяц поневоле, и если бы вы, контролеры хреновы, не шлялись по времени туда-сюда, я в такую ситуацию тоже не попал бы. Или я не прав?
Прав, прав. По вашей роже вижу, сэр Джеймс, он же Гарри, что прав.
— Догадались все-таки, — неожиданно быстро согласился Гарри, — да, при наших перемещениях во времени происходят спонтанные переходы, природу которых мы объяснить не можем. Вы просто оказались не в том месте и не в то время. Зашли бы в туалет минуты на две-три позже — гуляли бы по Европе, а не вшей здесь кормили.
— Ага. В следующий раз, прежде чем в туалет войти, разрешения у вас спрошу.
— Давайте отложим эту тему. Как я понимаю, у вас накопилась масса вопросов. Поэтому давайте так: сначала я отвечаю на ваши вопросы, потом вы на мои. Условие одно — не затрагивать технические подробности перемещений.
Странно, с чего бы это Гарри стал таким добреньким?
— Давайте попробуем. И первый вопрос: часто происходят такие спонтанные переходы?
— Неизвестно. Чаще всего перемещаются предметы, некоторые артефакты потом находят и долго гадают, откуда они взялись. Известны перемещения животных, но сколько их было, никто не знает. Дворняга двадцать первого века мало отличается от дворняги века двадцатого, а сказать она ничего не может.
— А люди?
— Крайне редко. Скажем так, все известные мне случаи можно пересчитать по пальцам двух рук. Поскольку я отвечаю за Россию, то есть за весь бывший эсэсэсэр, то в основном они произошли на территории нынешней Украины и Белоруссии.
— И что с ними сталось?
— Ничего. Все они были быстро пойманы и отправлены обратно в свое время. Для сохранения неизменности естественного хода событий мы заинтересованы в том, чтобы все они вернулись назад, живыми и здоровыми. Как физически, так и психически.
— Как их нашли, и сколько они продержались?
