Мой респект тебе, Господи. Если ты есть…
Я весь ушёл в расчёты. Погонные сажени, квадратные сажени, кубические сажени, номенклатура типоразмеров, инструментарий, подготовка шинделя, транспортировка и первичная обработка лесоматериалов… Блин! Хочется сказать: «пиломатериалов», но здесь же нет пил! Вспомогательный инструмент — те же точильные камни, носилки под грунт, обеспечение работников — полноценное питание, прежде всего. Подбор и расстановка кадров — нужны ещё бригадиры, как расставить работников, как лучше использовать лошадей, где их поставить, чем кормить, упряжь… Факеншит! А пароконной запряжки здесь нет! Аж до царя Петра…
— Хотен! Начальник из тебя как… ты уже на заимке показал. Короче: берёшь готовый шиндель и — завтра в Рябиновку. Старую крышу на кузне разобрать — новую поставить… Филька! Новых коней будем выводить в ночное вместе с вашими. Да, на тот же выпас. И если будете скотине хоть какое ущемление против своих делать — взыщу. Больно взыщу. А сено на зиму — мы сюда с Мертвякого луга перекинем.
Мы просидели долго. Помощнички мои потихоньку расползлись спать. Домна, напоследок, потребовала барана через день. Или овцу. Вот с этим я и пошёл. Устраиваясь возле Сухана в пустом пока сеннике покойного деда Пердуна, уже сквозь сон пытался сообразить какой вариант пароконной повозки здесь лучше спрогрессировать. Помню, что «водитель кобылы» в таком экипаже называется «биндюжник», а вот поворачиваются ли там передние колёса — не помню.
Домной у меня день закончился, Домной и начался. Она стояла надо мной и дёргала меня за плечо:
— Вставая боярич. Беда.
Спросонок я пытался возразить:
— Баран раз в неделю — не беда, а экономия.
Но дошло быстро. Когда над тобой висит Домна в одной незавязанной рубахе и простоволосая, со своей нынешней мини-стрижкой — быстро доходит. Пошли на поварню. Там лучина горит, бабы какие-то в одних рубахах топчутся-суетятся. Темно, со сна… Раздвинул эти белеющие, причитающие задницы…
Ты, Ванюша, идеалист и идиот. Пока ты о восторге от процесса творения рассуждал о радости разделения результатов творчества со своими ближними и людьми вообще, они, эти твои близкие, тоже кое-чего сотворили.
Бабьё при моем появлении затихло и посунулось по сторонам.
— Домна, подай квасу. И расскажи.
Дело простое, как два пальца… Не смальту выкладывать. И виноват я сам. Недосмотрел, недодумал. Вчера за столом как-то краем глаза заметил среди работников «заборного поливальщика». Ещё и мысль мелькнула:
— А чего он тут делает? Я же его бурлаком назад отправил.
Но тут это дело с Любавой завертелось, отвлёкся, потом не вспомнил… Повозки эти пароконные, бараны, погонные сажени…
Оказалось, что «поливальщик» поменялся с одним из односельчан, с лодками не ушёл, а остался здесь. Вчера вечером, когда я сообщил, что Ивица перебирается в Рябиновку, полюбовнички решили отметить прощание заключительным свиданием.
Очередная ночная встреча, начавшаяся в стиле:
«Гуд бай мой мальчик
Гуд бай мой миленький
Твоя девчонка уезжает навсегда»
в сопровождении жарких клятв в вечной любви и преданности, довольно быстро перешло к стилистике украинской народной песни:
«Вівчаря в садочку,
В тихому куточку
Жме дівчину, жме»,
и знакомым уже образом трансформировалась в более интимную фазу.
Жаркие клятвы дополнялись бурными ласками и наоборот. Наконец, будущая путешественница до соседней деревни, усевшись на постеленный между стволами поваленных деревьев армяк своего кавалера, позволила ему стянуть с себя одежду. По издавна заведённому обычаю восточнославянские девушки до 15-летнего возраста и даже до самой свадьбы носят только подпоясанную рубашку. Однако ночами стало уже прохладно, и девушка позаимствовала на кухне чей-то висевший там охабень.
Процесс полного раздевания, прерываемый неоднократными поцелуями и объятиями, происходил в несколько этапов. Сначала плечи девки покинула её верхняя одежда, потом рубаха, потом охабень вернулся, ибо оказалось довольно свежо, и кавалер проявил столь трогательную, во всех смыслах этого слова, заботливость. В тот момент, когда верхняя одежда оказалась у девушки на поднятых руках и голове, закрывая ей и глаза, и уши, движение вдруг застопорилось. Девица ожидала ещё какого-то игривого продолжения. И оно последовало — сквозь ворох собравшихся на голове тряпок, которые закрывали красотке лицо, она услышала последнюю просьбу своего благоверного:
— Ты уж потрудись. Напоследок.
После чего ей плотненько замотали голову и руки. Дальнейшего она не видела, но хорошо почувствовала, как чьи-то крепенькие ручки, в очень множественном числе, плотненько ограничили ей — свободу перемещения, тряпьём, накинутым на голову — свободу слушания, видения и вообще — доступа к информации. Безусловно, она также полностью «отделегировалась» и свободой сведения коленей вместе.
Спустя достаточно длительное время, заполненное подпрыгиванием и прочей мужской суетой на женском теле, его — это тело — отпустили. Девица распутала тряпьё на голове, никого не увидела, и, не встретив никого по дороге, приползла с воем и плачем в усадьбу.
Голова и руки почти не пострадали. Поскольку были замотаны. А вот остальное… Совершенно синие, уже с переходом в фиолет и черноту, груди, ягодицы и лодыжки. За лодыжки, видимо, держали крепко, на икрах тоже видны синие отпечатки пальцев. Отдельные синяки россыпями по всему телу. Куча кровоточащих и подсохших ссадин, особенно на левом бедре с внутренней стороны, и по всей длине спины — похоже, в какой-то момент её разложили вдоль ствола дерева. Для обеспечения большей устойчивости в пространстве. Дерево, видимо — неошкуренная сосна. Судя по чешуйкам коры, прилипшим к ссадинам. Такие шершавые поверхности при возвратно-поступательных движениях обеспечивают высокий коэффициент сцепления.
Вывихи обоих тазобедренных, лёгкий вывих одной лодыжки, растяжение другой. Множественные ушибы. Переломов, по крайней мере — открытых, и глубоких или длинных порезов — не наблюдается. Вагинальное кровотечение. Выкидыш? — Да. Возможно, по дороге от «места происшествия» она упала неудачно. «Вторичные поражающие факторы»…
Могло быть и хуже. Много хуже. В общем — ничего страшного. Как здесь говорят: «были бы кости, а мясо нарастёт».
Домна изложила мне этот дайджест в столь редкой для туземцев манере: по сути, без охов, ахов, выплёскивания руками и хлопанья по ляжкам. Возникавшие периодически паузы вполне можно было отнести на счёт интеллектуальной деятельности по подыскиванию наиболее подходящего термина, а не на борьбу с собственными эмоциями.
