– Чего надо, бродяги? Жирные задницы батогов просят?
«Вот, кстати, богатая пища для вербовочной деятельности! – тут же отреагировал внутренний голос. – Кого купили уже один раз, запросто можно и перекупить!»
Как и было договорено, все дисциплинированно промолчали, демонстрируя свою иноземную сущность, только Лаудруп начал бойко излагать на английском языке версию о наивных купцах, желающих сплавать в Ладожское озеро – в поисках местных, очень дешёвых и жирных осетров. Рассказ сопровождался громким шелестом важных бумаг, купленных в Копенгагене, и тихим позвякиванием золотых монет – в бархатном кошельке, зажатом в ладони датчанина…
Разговор занял минут пять-шесть. Как только кошелёк из рук Лаудрупа перекочевал в карман русскоязычного шведского офицера (которому Егор несколько раз – уже на будущее – многозначительно подмигнул), так разрешение на проход «Короля» в Ладожское озеро и было получено.
– Дрянь – крепость сия! – от души высказался Лефорт. – Стены земляные, солдаты сонные. А вот пушки хороши! Дальнобойные, новые. Двенадцать штук я насчитал. Только не по месту она стоит…
– Действительно, не по месту! – поддержал генерала Лаудруп, которому Егор перевёл высказывание Лефортово. – При желании этот Ниеншанц и обойти можно – ночью тёмной. Если что, то её надо непременно переносить. Вон на тот длинный остров, поросший лесом берёзовым, где, как говорят местные чухонцы, обитает много длинноухих зайцев…
А вот крепость Нотебург (Орешек – в русской транскрипции) оказалась куда как серьёзной.
– Взрослое такое сооружение! – уважительно определил Пётр. – Чем-то мне напоминает крепость Нарвскую…
– Вот-вот! – поддержал царя Егор. – Потренироваться можно – заодно. Опять же, как учит нас генерал Лефорт, запад надо с востока завоёвывать. Орудия ломовые здесь можно будет испытать, прочее – всякое…
Лефорт, Лефорт… Мудрый, всезнающий, хладнокровный, умеющий одним словом всё расставить по местам правильным. Егор помнил (из своего прошлого Знания), что герру Францу осталось совсем немного жить на этом весёлом свете. Пройдёт без малого полгода, и Лефорт должен будет заболеть и скоропостижно скончаться…
«Можно что-то изменить, нельзя? – мучился Егор. – А главное, надо ли – что-то изменять?»
Неожиданно навалилась вязкая летняя жара, над Ладогой повисло знойное марево, озёрная вода испарялась прямо на глазах: белёсые струйки пара дружно поднимались в бездонное голубое небо, заворачиваясь в крутые спирали, тающие под беспощадными лучами злого оранжевого солнца.
Полный штиль, звенящая тишина, странные миражи вокруг…
Ладожские миражи, господа мои, это что-то особенное, не объяснимое простыми словами… Кажется, что само Время переплетается в них своими неверными и длинными щупальцами, совсем не заботясь о соблюдении элементарной событийной хронологии и всякой прочей – ерунде ерундовой…
Прямо по курсу сиреневый мамонт неторопливо трусил куда-то по глади озёрной, навстречу ему медленно выползал огромный светло-фиолетовый таракан с длинными ярко-изумрудными усами… А слева плыла длинная гребная галера, с её борта на зеркало Ладожское неожиданно соскользнула крохотная фигурка, побежала навстречу «Королю», быстро увеличиваясь в размерах. Вот уже перед ними – прекрасная нагая женщина: полногрудая, широкобёдрая, тёмноволосая, улыбчивая, с милыми ямочками на полных щеках. Незнакомка мимолётно усмехнулась чему-то своему, лукаво и призывно подмигнула правым карим глазом и растаяла в розово-оранжевом мареве озёрном…
– Видал? – зачарованно выдохнул Пётр. – Видал, Алексашка? Ах, какая баба! Какая… Найди мне её, охранитель! Прошу – найди… Ничего не пожалею! В золоте утоплю…
«Делов-то – на рыбью ногу! – усмехнулся внутренний голос, уверенно опознавший личность этой озёрной красавицы. – Крепость Мариенбург, которая расположена на большом острове – посередине озера лифляндского. У местного пастора Глюка эта девица и трудится, то ли горничной, то ли кухаркой. Зовут её Мартой, фамилия – Скавронская. Так что, Пётр Алексеевич, готовь золотишко… Хотя, сколько сейчас этой Марте (то бишь будущей Императрице Екатерине Первой) лет? Что-то около пятнадцати, получается. Молодая ещё, однако…»
Вслух Егор ограничился только пламенным обещанием: незамедлительно и всенепременно начать поиск усердный особы означенной…
На прохладном рассвете «Король» встал на якоря в водах русской реки Волхов, в двухстах пятидесяти метрах от крепостных стен Старой Ладоги.
– Этот городище сам Рюрик заложил, старший из трёх братьев варяжских! – взволнованно вещал Пётр, сверкая своими тёмно-карими выпуклыми глазами. – Вот она – соль земли русской…
– Ты бы, мин херц, опять под дьячка Возницына оделся бы! – посоветовал Егор.
– Зачем это?
– Да так, смеха ради. Одно дело – царя встречать. Другое – купцов иноземных. Вот и посмотрим, что тут за соль такая…
К борту брига уверенно пристал старенький струг, полный людей, одетых в стрелецкие клюквенные кафтаны, на носу стоял упитанный толстощёкий детина – с бородой-лопатой и высокой бобровой шапкой на голове. Детина первым взобрался по штормтрапу, по-хозяйски огляделся вокруг, спросил нетерпеливо:
– Кто тут толмачом будет?
– Я есть толмач! – специально коверкая русскую речь, ответил Егор, по одежде – купец иноземный, спросил в свою очередь: – Кто есть ты?
– Не тыкай мне, харя заморская! – тут же ощетинился бородатый детина. – Я – боярин Феодосий Машков, воевода тутошний! Понял теперь – что к чему? Уяснил?
– Уяснил, понял, господин воевода! – мелко закивал головой Егор.
– То-то же! – самодовольно усмехнулся Машков и с удивлением уставился на Петра (в парике, очках, с накладной бородёнкой и усами), подозрительно прищурился: – А дьяк что делает здесь? Откуда он взялся?
– Немой он есть, от самого рождения, господин воевода! – доложил Егор, заговорщицки подмигивая царю. – Прибился к нам. В Ревеле-городе ещё…
– Пусть живёт! – милостиво махнул боярин рукой, обернулся к трём стрельцам, залезшим следом за ним на борт «Короля», криво усмехнулся: – Или – в батоги? Или – пусть живёт?
– Пускай его! – громко и весело заржали стрельцы. – Если, конечно же, перцовки нам поднесут…
– Ну, долго мне ждать? Будете уважение выказывать? – прикрикнул Машков, недовольно поглядывая на царя-дьяка.
– Сейчас, господин воевода, всё доставим, не беспокойтесь! – пообещал Егор, оттесняя Петра в сторону, и многозначительно кивнул головой Бровкину.
Алёшка на широком подносе притащил штоф синего стекла, четыре оловянных стаканчика и пшеничный калач.
