– Даю пятнадцать минут. Я тут посторожу, – и, повернувшись к Тотену, сказал, – Алик, ты к машинам иди – подождёте нас на опушке. Если что – рация у меня включена. Давай!
Проводив взглядом спину Алика, я прилёг под куст, и, накинув на себя развёрнутый шарф-сетку, достал из кармана командирское удостоверение погибшего пилота и открыл его.
«Семёнов Сергей Апполинарьевич, капитан, 121– сбап» – прочитал я ещё раз.
«Спасибо тебе, капитан, что дотянул до этого болота, что самолёт твой не взорвался и не разломился, раскидав бомбы по болотине. Мы за тебя отомстим, ты не сомневайся!» – думал я, разглядывая фотографию молодого, лет двадцати пяти, военлёта, чей боевой путь закончился всего на второй неделе войны. Тут моё внимание привлекли странные звуки, доносившиеся откуда-то из-за моей спины. Я прислушался. Из кустов, что росли в низинке метрах в пятидесяти по левую руку от меня, доносилось какое-то бормотание… «…бу-бу-бу… бу-бу-бу… ар… бу-бу-бу … ой»
* * *
«Из рапорта ст. лейтенанта Савостьянова Н.И. штурмана 121 скоростного бомбардировочного полка.
27-го июня мы вылетели всем полком на задание с аэродрома Старый Быхов. Боевой задачей была бомбардировка мотомеханизированных соединений противника в районе Дзержинска.
Вылетом руководил командир 121-го сбап полковник Дояр Сергей Александрович. К цели следовали в эшелоне 2000 метров в колонне звеньев. На подходе к Минску наш полк был перехвачен большой группой немецких истребителей. Командир полка приказал прорываться к цели, не обращая внимания на атаки противника. В районе г. Заславля, наш самолёт (бортNХХХ) был обстрелян немецким истребителем, причём в первом же заходе был убит бортстрелок старший сержант Воропаев Семён. При повторной атаке был ранен командир экипажа капитан Семёнов, и противнику удалось поджечь правый двигатель нашего СБ. Капитан Семёнов приказал мне прыгать с парашютом. Я приземлился в районе железнодорожной ветки Радошковичи-Заславль и был подобран красноармейцами 64-й стрелковой дивизии. Вместе с ними я и выходил из окружения. Я полагаю, что самолёт упал несколькими километрами западнее г. Заславль. О дальнейшей судьбе капитана Семёнова Сергея Апполинарьевича и старшего сержанта Воропаева Семёна сведений я не имею. 24.07.1941»
* * *
«Интересно, кто это к нам в гости пожаловал?» – подумал я, нажимая на тангенту.
– Ваня, Арт в канале. К нам гости, заныкайся там, – и тут же продолжил, – Тотен, Арт в канале. Отходите, как и договаривались. В ответ – сдвоенные щелчки тангенты – ребята меня отлично поняли.
Я аккуратно взвёл затвор ППД, вглядываясь в кусты. «О, вон ветка против ветра колыхнулась! А вон там мелькнуло что-то вроде винтовки. Ветки же не растут строго горизонтально, так?» – мой мозг беспристрастно фиксировал и анализировал информацию.
На немцев это не было похоже. «Что лучше, подождать и посмотреть или обойти незваных гостей с тыла? Благо я могу отползти за кусты и пройти под берегом немного в сторону…»
Решил подождать развития событий. Через пару минут из кустов показалась голова мужчины. Незнакомец внимательно осмотрел раскуроченный самолёт, берег и заросли тростника. Повернулся и сказал, обращаясь к кому-то:
– Уехали, товарищ батальонный комиссар. Похоже, мародерствовали тут, гады.
«Окруженцы – это точно!» – подумал я, – «батальонный комиссар…это же что-то вроде майора по политчасти?»
В это время из кустов вышло шесть человек. «Да, с оружием у них негусто», – подумал я, – «на шестерых – три винтовки и наган. Вот только что нам-то делать? Лишние рты нам ни к чему, как и объяснения. Своих бы приблудных переварить!» Даже с расстояния в три десятка метров я видел, как окруженцы устало покачиваются и насколько замызгана и истрёпана их форма.
Окруженцы тем временем нерешительно топтались на берегу, разглядывая раскуроченный нами самолёт. Я же аккуратно нажал на тангенту и зашептал в рацию:
– Тотен, Арт в канале. Давай в нашу сторону на мотике – попробуем окруженцев спугнуть. И Зельца с собой захвати! Два щелчка, и в отдалении затарахтел, приближаясь, мотоциклетный движок.
– Ваня, это Арт. Сиди и не высовывайся.
Когда звук мотора приблизился метров на сто, окруженцы занервничали – четверо бросились назад к кустам. Однако комиссар и тот боец, что выглядывал из зарослей, остались на месте и, даже, приготовили своё оружие.
«Ого, надоело, видать, прятаться. Или ещё что?» – только и подумал я, глядя на эти приготовления. – «Испугать не получилось, попробуем договориться…»
– Тотен, стой. Дальше пешком подходите. Мотор пока не глуши. Ваня! Готовься поддержать меня со своего места.
– Что стрелять по ним будем? – в голосе Казачины сквозило нешуточное удивление.
– Конечно нет. Будем убеждать силой оружия.
– Здесь Тотен, – раздалось у меня в наушнике, – мы в тридцати метрах за тобой. Вижу твои ботинки.
Видимо, боец с винтовкой услышал переговоры, поскольку вскинул ствол к плечу и встал наизготовку, повернувшись в нашу сторону. Ху-ху… Ну а мы – конём!
– Ваня, шумни там!
Со стороны самолёта до меня донёсся звук двойного удара металла о металл. Оба окруженца стремительно развернулись в сторону новой угрозы. Теперь мой черёд!
Приложив ладони рупором ко рту, и направив звук немного в сторону, я крикнул:
– Эй, военные! Без шуточек! Оружие на землю. Теперь они развернулись в сторону леса.
– Я же сказал – оружие на землю! – и я высунулся из кустов и направил на них ствол автомата.
Надо сказать, что последние пару дней в качестве головного убора я ношу советскую пилотку. Вы спросите меня, почему? Отвечу. По здравому размышлению, пилотка – более подходящий для контактов с местным населением головной убор, нежели бундесверовская кепка, и, тем более, тропическая панама. Поэтому почти всегда на выходы мы берём с собой пилотки. Красная звездочка сразу показывает нашу принадлежность и упрощает общение.
– Вы кто? – задал комиссар странный, на мой взгляд, вопрос, но наган, правда, опустил.
– Дед Пихто! – ответил я в рифму, – в настоящий момент, это – не важно. К самолёту вам лучше не подходить, он – заминирован. Вы предупредите своих людей, что стрелять не надо. На вас сейчас, как минимум шесть стволов смотрят, – блефанул я, вставая в полный рост. Нас разделяло едва три десятка метров, причём я стоял несколько выше окруженцев.
– Вы кто? – спокойно повторил свой вопрос батальонный комиссар.
– Старший лейтенант госбезопасности Шацкий, – в очередной раз соврал я, – А вы кто?