Ознакомительная версия.
«А князь-кесарь-то совершенно и не рад — твоему генерал-губернаторству! — невесело известил внутренний голос. — Завидует и явно что-то замышляет…» — Да, уточняю! — повысил голос Петр. — Казенных и беглых крестьян надо использовать только на государственных работах: на строительстве дорог, крепостей, фортов, казарм, прочих воинских строений. Для возведения же частных домов и усадеб пусть застройщики гонят своих крестьян или нанимают мастеровых из вольных посадов… Так, Чердынцев, пиши далее. Генерал-губернатору Меньшикову дозволяется леса рубить для нужд строительных государственных без ограничений, камень пользовать дикий, русла рек и ручьев менять по его усмотрению. Для текущих и строительных нужд выделить генерал-губернатору Меньшикову… — царь сделал еще одну гениальную паузу и с чувством бухнул: — Сто тысяч рублей!
— Мин херц! — возмущенно выдохнул Егор. — Ты маркизу Алешке на обустройство верфей корабельных выделил пятьдесят тысяч! А мне на две крепости, островные форты и новый город — всего сто? Бога побойся!
Петр чуть усмехнулся:
— Нет, Алексашка, лишних денег в казне, извини! — Указательным пальцем поманил к себе, прошептал на ухо: — Завтра с утра за тобой заедет Федор Ромодановский, отвезет в одно место. Там деньгами и разживешься — на закладку нового города-порта. А ты, бродяга, небось думал, что я решил задвинуть тебя в самый дальний обоз? Не, Алексашка, ты у меня всегда будешь в первых рядах! И плевать мне, что князю-кесарю это не по нраву… — отстранившись, громко попрощался со всеми: — Все, господа Высший совет, разрешите откланяться! Извините, но уже глаза слипаются… Да, Алексашка, карту сию, царевичем рисованную, можешь забрать, тебе она нужнее…
Когда супруги Меньшиковы уже уселись в свою карету и тронулись к дому, Санька, устало пристроив голову на его плече, проворковала:
— Мой муж — генерал-губернатор северных земель! Это очень даже хорошо… А еще мне Петр Алексеевич шепнул тайно, что по осени — если все сложится удачно — он тебе, Саша, княжеский титул присвоит. Это значит, что и я стану княгиней… Давно уже пора, а то даже как-то неудобно: при таком-то знаменитом муже — ходить в простых дворянках! Еще вот, Саша, ты эту карту не прячь, пожалуйста! Я ее себе перерисую на отдельный лист…
— Зачем она тебе, княгинюшка моя? — беззаботно и сладко зевая, спросил Егор.
— Как это — зачем? Буду думать, как спланировать новый город… И нечего так хмыкать недоверчиво! Знал бы ты, сколько за последнее время я книжек прочла умных! В том числе и про архитектуру европейскую…
Утром следующего дня, когда Егор успел только справить естественные нужды, умыться и еще только подумывал о завтраке, в коридоре, ведущем из просторных сеней (из прихожей, если говорить на европейский манер), послышались размеренные, очень грузные и солидные шаги.
«Князь-кесарь пожаловал! — уверенно определил внутренний голос. — Шествует, словно по собственной вотчине, а все стражники, охранители да холопы простые разбегаются перед ним в разные стороны — словно тараканы кухонные. Как же иначе? Начальник Тайной канцелярии все же…»
— Приветствую тебя, Александр Данилович, господин генерал-губернатор! — переступив порог столовой, загудел — с легкой одышкой — Ромодановский, одетый в тяжелую медвежью шубу старинного покроя. — Ничего, что я там немного распугал твою челядь? Одному усатому преображенцу даже плохо стало: осел, бедняга, по стеночке, ружьишко выронил из рук…
— Заходи, Федор Юрьевич, заходи! Я всегда рад тебе! — приязненно улыбаясь, искренне ответил Егор. — А людишки — что ж: им иногда очень даже полезно встряхнуться, чтобы не дремали по углам… Потрапезничаешь со мной?
— Извини, Данилыч, но торопиться нам надо. Других важных дел у меня — невпроворот. Да и натоплено у тебя сверх меры, не для моего полнокровия… Поедем, передам я на тебя всякого для нужд новых да важных. А то что ты голоден, так оно и ничего: чрезмерная сытость — во всех ее проявлениях — только вредит здоровью… Чего встаешь-то так поздно? Ах да, у тебя же — жена молоденькая. Поди долго повечеру заснуть не дает? А я, старый вдовец, рано отхожу ко сну. Ну, одевайся, братец, наряжайся… Письмо малое отпиши в свою Преображенскую дивизию и срочно отошли с конным нарочным. Пусть к обеду пришлют к Кремлю с десяток просторных возков да сотню тверезых всадников из Дикого полка — для охраны надежной…
Скромная кожаная карета князя-кесаря, запряженная четверкой черных злых коней, — подарок какого-то степного хана, через распахнутые ворота въехала в Кремль, покружив между многочисленными строениями различных приказов, остановилась около очень старого и непрезентабельного домика, сложенного из темно-красного кирпича.
У крыльца здания бдительно застыли два стрельца в клюквенных кафтанах, с пищалями на плечах, навстречу князю-кесарю шустро кинулся старый человечек, одетый в ношеный овечий тулуп.
— С самого рассвета жду! — подобострастно заверил человечек. — Два фонаря, как и велено, приготовил! Зажигать?
— Зажигай! — вальяжно велел Ромодановский, поочередно зло посмотрел на стрельцов, от чего те сразу на пол-оборота отвернулись в разные стороны, достал из кармана медвежьей шубы массивный бронзовый ключ, отпер низенькую, тщательно обитую ржавым железом дверь, обернулся:
— Данилыч, забирай фонари, проходи вперед меня… Егор за чугунные ручки подхватил тускло светящие фонари (толстые восковые свечи, закрытые сверху стеклянными колпаками — с маленькими дырочками по бокам), не без опаски проследовал в темный проем, из которого явственно пахнуло могильной сыростью и кладбищенской плесенью.
Князь-кесарь вошел следом, сопя и громко щелкая ключом в замке, запер дверь, взял у Егора один из фонарей, переваливаясь с боку на бок, уверенно пошел вперед.[34]
— Это бывшая палата приказа Тайных дел, — пояснил на ходу Ромодановский. — Прежний царь, Алексей Михайлович, учредил сей приказ.
Палата была сводчатой, очень низкой, стены ее были местами покрыты паутиной и плесенью, под ногами громко хрустел засохший мышиный помет.
Неприятно завизжав ржавыми петлями, в торцевой стене приоткрылась еще одна неприметная дверь.
— Кто там бродит? — строго спросил чуть дребезжащий старческий голосок. — Отвечай, а то пальну из пистоля!
— Я это, Лука, князь Федор! — торопливо известил Ромодановский и, обернувшись, уважительно пояснил Егору: — Этому псу верному будет более девяноста пяти лет. Из них последние — без малого — тридцать пять, он провел здесь, охраняя тайную сокровищницу Алексея Михайловича Тишайшего. Один раз в полгода ему доставляют запасы продовольственные, свечи, новую одежку. Колодец с чистой водой тут имеется… Дрова? Здесь они совсем даже без надобности: круглый год в этих помещениях одинаково — не тепло, но и не холодно… Вот так-то оно, сэр Александэр, господин генерал-губернатор!
Ознакомительная версия.
