По стеклам лоджии снова нудно затарабанил дождь. Виктор выключил телик, залез в прогноз погоды, и нашел, что завтра в Брянске будет холодно, солнечно и туманно.
"Подумать только, завтра я уже буду дома", подумал он и удивился собственному спокойствию.
22. Никогда не говори "гоп!"
— Так. Сыр "Российский".
— Да, он у меня тоже был "Российский"… А зачем мне пельмени из нутрии? У меня их не было, у меня была колбаса.
— Анализ пакетов показал, что там, в частности, были продукты из нутрии. Может, это мясо добавляли?
— Слушайте, давайте я доплачу, сколько надо, только дайте мне кило "Любительской". Или, лучше, весь батон. А пельмени мне дома сделают.
— Хорошо. Надо будет сделать на "Любительской" другую фирменную марку.
— Да не надо, пусть только дату изготовления и годности перебьют.
— Как вы это объясните дома?
— Скажу, что взял по акции. Новые экологические продукты со скидкой. Немного было, сразу же размели.
— Так чего вы там добились с этой рыночной экономикой? У нас сейчас можно пойти в любой магазин и свободно взять, чего надо. А у вас — та же игра. Раньше надо было ходить, искать, где дают, теперь — искать, где дешевле, иначе денег не хватит.
— Хорошо, что я не успел этого забыть… Да, за плащ спасибо.
— Не стоит. Не смотрели вчера по восьмому в показе мод?
— Не смотрел… Ну вот, кажется и все.
— Тогда идем вниз, через семь минут приходит машина.
Вопреки ожиданиями Виктора, за ним прислали не чудо-болид КГБ, а довольно пожилую "Волгу" ГАЗ-24 вишневого цвета и с надписью "Технологическая" на бортах. Внутри сидели Светлана и Гаспарян. "Конспирация" — подумал Виктор.
"Волга" оказалась в хорошем состоянии и дышала ностальгической памятью об излете американской эпохи больших авто, тех ушедших временах, когда каждый житель Брянска, заплатив от рубля до трех, мог почувствовать себя где-нибудь на улицах Миннеаполиса. Рокот мотора, длинный, как палуба эсминца перед капитанским мостиком, капот, и сохранившие некоторое излишество внутренние объемы салона вызывали приятные воспоминания. Впечатление не портил даже зеленый экран навигатора, такого же, как Виктор видел в прокатном "Иже"; похоже, они здесь оснастили этими штуками все машины.
— Виктор Сергеевич, — отвлек его от созерцания Гаспарян, — вот вы имели возможность сравнить четыре реальности. Если по честному — какая из них вам больше понравилась?
— Если по-честному — не знаю, — признался Виктор. — Что могу сказать? Ну, вот, например… Знаете, вот во второй реальности, где Берия, оно, конечно, победнее, чем у вас, неустроенности больше, но… Все время такое ощущение, что живешь накануне какой-то новой, необычной эпохи, где изменится человек, может, вся жизнь на Земле изменится, все можно устроить разумно справедливо — ведь сколько народу-то на планете! Сколько полезных ископаемых, сколько энергии, сколько открытий наука принесла — жить да жить! А здесь все благоустроено, отточено, но знаешь, что завтрашний день — это… ну, как новая модель автомобиля. Повысят экономичность, безопасность, удобство, электроники впихнут, но это, как бы сказать… предсказуемо, над этим уже работают. Простите, это такое чисто субъективное впечатление.
— Пятидесятые — время личностей, — улыбнулся Гаспарян. — Помните, что Жженов сказал в фильме "Большая руда"? "Через двадцать лет никто не станет за здорово живешь ломать себе шею…".
Он по привычке полез в карман, будто за сигаретами, потом, вспомнив, вынул руку обратно и несколько раз сжал и разжал кисть. "Отвыкает", подумал Виктор, "здесь же тоже кампания за здоровый образ".
— Ведь что хотело у нас население в конце семидесятых? — продолжал Гаспарян. — Мясные продукты всегда на прилавках, жилье положенное получить, и чтобы родное государство, наконец, обратило внимание и подняло те миллиарды, которые у него под ногами на каждом шагу валяются. Золотая рыбка и выполнила желание. "Чего ж тебе надобно, старче?"
Они подрулили к автостоянке у западного входа и медленно прошлись обратно к месту назначения.
Пахло грибами. В холодном и сыром воздухе сквозь шелест деревьев тихо доносилась музыка Накамуры. Тонкий голосок певицы выводил что-то вроде "кони-тива ака-тян", за точность Виктор, не зная японского, поручиться не мог. Низко нависшие облака, как волны бомбардировщиков, медленно ползли над головой в просветах крон. Закапал легкий дождик; точнее, в воздухе повисла мелкая, липнущая к ветвям, скамейкам и столбам фонарей водяная пыль.
— Помочь вам раскрыть зонт? — заботливо спросила Света.
— Не надо. Думаю, я не успею замокнуть.
Навстречу им, жужжа, прополз маленький черно-желтый трактор-уборщик, собирая опавшую листву в большой пластмассовый резервуар. Они посторонились.
— Как вы себя чувствуете? — снова спросила его Света.
— Страшновато. На этот раз почему-то страшновато.
— Реакция из-за того случая… Вы еще можете отказаться.
— Не надо. Я решил.
Певицу сменил римейк "Лепестков роз" с неизвестным Виктору русским текстом. "Лепестки розы спадают на землю, в тишине, в тишине…" Гаспарян прибавил шаг, первым дошел до главных ворот и стал посредине; прямо за ним виднелась уходящая в небо алюминиевая стелла, на которой рубиновым светом горели цифры электронных часов. Виктор мог поклястся, что в первый день его появления здесь никаких часов на памятнике не было.
— Видите, там, на дорожке классики мелом? — зашептала Светлана. — Следите за табло. Как только обнулится и начнется отсчет — начинайте идти так, чтобы к десяти ступить на солнце.
— И все? — переспросил Виктор, хотя знал, что вроде как ничего больше быть и не должно.
— Посмотрим, — уклончиво ответила Света. — Следите за табло.
"Как в фильме "Мертвый сезон". Посмотрим, говорите.."
— Раз! — дернулась цифра на табло, и, подчиняясь внезапному импульсу, Виктор сделал шаг вперед.
— Два!
— Три!
Для него уже не существовало ни Гаспаряна, ни Семиверстовой, ни этого парка с потемневшими от моросящего дождя кленами и елями; лишь дорожка, мокрая дорожка и нарисованное желтым мелом солнце в конце.
— Четыре!
— Пять!
Он сократил шаги, стараясь не опередить; один из пакетов шоркал о плащ, но теперь это было неважным.
— Шесть!
— Семь!
Солнце было уже совсем рядом, его лучи тянулись к Виктору по тротуарной плитке.
— Восемь!
"Лепестки розы хранят твой последний
Нежный взгляд, нежный взгляд…" — выводил репродуктор.
— Девять!
"Не промахнуться. Не промахнуться."
На табло застыли два нуля, единица и ноль.
Под ногами было солнце. Желтое, улыбающееся солнце, которое завтра смоет дождь или сметет вместе с мусором машина, похожая на жука.
Виктор немного потоптался на месте и вдруг понял, что ничего не произошло. Никакого переноса.
Он на всякий случай отошел в сторону, потом вернулся. Бесполезняк. Оставалось только попрыгать по классикам.
Гаспарян уже шел к нему, диктуя кому-то в рукав:
— Все, ждите полчаса и можете снимать аппаратуру. Кина не будет.
— Я вроде точно — растерянно сказал ему Виктор, когда тот приблизился.
— Все нормально, — ответил Андроник Михайлович, — приборы подтверждают.
— Нормально что?
— Нормально пришли. Когда надо и куда надо. Теперь у нас есть очень важная информация.
— Какая — машинально спросил Виктор, но тут же поправился, — простите, это, наверное…
— В данной ситуации, полагаю, вы должны быть ознакомлены. Короче: скорее всего, это машина. Машина времени или как ее там… Процессом переноса управляют. Остальное я знаю пока не больше вашего, так что не задавайте — кто, зачем. Можем лишь предполагать, почему сейчас они закрыли переход.
— Тоже интересно.
— Ну, во-первых, они действительно могли ждать не вас. Но наши эксперты считают, что самое вероятное — то, что вы не выполнили миссию. Как в компьютерной игре — то ли кнопку забыли нажать, то квест завершить.
— Я думаю, пора все-таки раскрыть зонты, — вмешалась подошедшая Семиверстова, — а то агент заболеет и уровня не пройдет.
Ее красный зонт с черными пятнами, похожий на божью коровку, очень шел к ее черному плащу и сапожкам.
— Сейчас, — пробормотал Виктор, — а какие мнения, что за миссию-то надо пройти?
Светлана наморщила носик.
— Полагаю, — ответила она после некоторой паузы, — после двух успешно выполненных заданий вам доверили то, о чем в вашей, как это называется, АИ-литературе мечтает любой попаданец.
— А что там, в АИ? — удивился Виктор. — Я вообще читал, но так, сходу, не помню.
— Главное задание попаданца — принять участие в войне.
