Да и собственные производственные мощности России явно не имели никакой возможности способствовать делу строительства того флота, что оба посчитали минимально необходимым в складывающихся международных отношениях. Ведь тот же броненосный «Рюрик», что столь сильно нервировал итальянского адмирала, у тех же англичан не вызывал особых опасений, поскольку, как и многие другие русские корабли, строился и вводился в строй слишком долго. И те характеристики, что еще пять лет назад казались превосходными, ныне вызывали лишь тихие вздохи разочарования. Нет, ни в коем случае нельзя было сказать, что новейший русский броненосный крейсер являлся гадким утенком. «Рюрик» являлся превосходным, красивым и сильным кораблем способным догнать и пустить на дно большую часть ныне существующих крейсеров, не говоря уже о транспортах, для охоты на которые он и создавался. Но до того как «русский волк» вышел в свой первый дальний поход, английские «судостроительные селекционеры» не только вывели достойную породу новых «сторожевых псов», но и спустили их на воду, нивелируя достижения офицеров Корпуса Корабельных Инженеров Российского Императорского Флота. И столь нерадостные дела обстояли во всех сферах военного кораблестроения России. Новейшие корабли закладывались либо в качестве подражания типам и конструкциям уже появившимся во флотах прочих мировых держав, либо в попытке соединения ежей с ужами, ярким представителем чего являлся тот же «Рюрик» и заложенные в прошлом году крейсера-броненосцы.
Конечно, можно было говорить, что у России попросту не было иного выхода, поскольку противников в мире у нее хватало, а вот денег, без которых нельзя было построить не то что броненосец, а даже утлую лодчонку, не хватало никогда. И чтобы противостоять немецким броненосцам на Балтике, а также иметь возможность прерывать английскую торговлю в водах трех океанов и десятков морей требовалось построить либо два корабля абсолютно разного класса, денег на которые как раз не хватало, либо один, но содержащий в себе характеристики боксера-тяжеловеса и шустрого егеря. Но теперь, зная о незавидной судьбе «Рюрика» и «Осляби» в грядущей войне, Иениш превратился в самого ярого противника подобного подхода выбранного адмиралами русского флота. И во время бесед с Макаровым, всеми силами старался склонить того на свою сторону. Пусть Степан Осипович и не входил в узкий круг людей определяющих будущее отечественного флота, не даром же именно находящимся под его командованием флотом то и дело затыкали всевозможные «внешнеполитические дыры». Да и информация о том, кем он считался у потомков, стоила отнюдь немало в плане грядущего обсуждения будущего флота, которое, по мнению Иениша, несомненно, должно было состояться в весьма узком кругу, где непременно должны были бы присутствовать он сам и император всероссийский, как люди знакомые с ТАЙНОЙ. И подобные беседы, надо сказать, проходили совсем непросто. Контр-адмирал и сам имел определенное представление о лучшем корабле будущего. Можно сказать, он обогнал время на сотню лет, ведь, по его мнению, корабль вообще не должен был нести брони, обеспечивая себе боевую живучесть лишь солидными размерами и наличием большого числа водонепроницаемых отсеков. Тот же эпизод с японским вспомогательным крейсером «Сайкё-мару», который пришлось добивать самоходной миной, лег на благодатную почву его мыслей, и Иенишу с немалым трудом удалось вернуть адмирала в конструктивное русло обсуждения концепции броненосного корабля.
Не смотря на негласное звание самого активного и деятельного адмирала русского флота, даже Макаров, как и сам Иениш прежде, оказался ретроградом с зашоренным взглядом. Тот же новейший английский «Маджестик» или отечественный «Наварин» полагались им если не вершинами эволюции броненосного корабля, то близкими к этому. Даже не смотря на наличие в русском флоте трехбашенных броненосцев береговой обороны типа «Адмирал Грейг», а также появления у немцев их эволюционных потомков типа «Бранденбург», никто не рассматривал проекты кораблей с большим количеством башен орудий главного калибра. Те же немцы в конечном итоге вернулись к двубашенной схеме. И, надо сказать, у них были на то причины. Слишком тяжелыми выходили полноценные башни, слишком много места они занимали, а необходимость увеличивать для их размещения размеры корабля, мгновенно вызывала изжогу у всех облеченных властью принимать решения адмиралов. Ведь цена корабля рассчитывалась потонно, отчего в России до недавнего времени инженерам ставили строгие рамки водоизмещения корабля, за которые они не имели права выйти. Все это приводило к появлению не самых удачных образцов. Тот же балтийский «Гангут», прозванный «Одним недоразумением», черноморский «Двенадцать апостолов» или новые небольшие броненосцы береговой обороны, не смотря на причисление к роду броненосцев, вряд ли имели бы шанс уцелеть в бою с настоящим броненосцем. Ведь ни отбиться, ни убежать им было бы не под силу. Ну и развитие силовых установок тоже серьезно тормозило процесс перерождения броненосцев в линкоры. Однако, куда большую, нежели многие предполагали, палку в колесо эволюции броненосных кораблей вставляла система управления огнем. И немцы, и англичане, и французы пытались внедрить на своих кораблях центральную систему управления огнем и даже добивались определенных результатов. Вот только довести ее до ума смогли лишь к началу Первой Мировой Войны. И именно это планировал в корне изменить один из лучших специалистов в артиллерийском деле Российского Императорского Флота, каковым еще недавно числился Виктор Христофорович Иениш. И в отличие от всех прочих людей, имевших отношение к военному кораблестроению, он проектировал свой предельный и возможный на текущем уровне развития технологий корабль, отталкиваясь именно от возможности внедрения на нем Центральной Системы Управления Огнем. Что, в свою очередь, требовало максимально снизить количество типов установленных на нем орудий и по возможности размещения всего вооружения в снабженных электрической системой наведения башнях, чтобы даже из центрального поста управления огнем артиллерийский офицер имел возможность наведения всех орудий разом и ведения полноценного залпового огня. И в ущерб этой поистине вожделенной всеми военными моряками возможности он был готов принести в жертву, что скоростные характеристики корабля, что затраченные на его изготовление деньги.
Прекрасно зная, что в битве скоростей они все равно проиграют кораблям английской постройки, Иениш посчитал вполне приемлемым удовлетвориться максимальной скоростью хода в 15 узлов, но при этом сделал акцент на бронировании и вооружении корабля, что должен был стать истинной предтечей линкоров Первой Мировой Войны. Из всех нарисованных Иваном Ивановичем схем размещения артиллерии, он посчитал лучшей из реально применимого ту, кою в будущем и так выбрали русские кораблестроители — с четырьмя расположенными на одном уровне башнями главного калибра. Да, подобный проект уступал по возможности ведения огня на нос и корму кораблям с линейно-возвышенным расположением башен или будущим английским и немецким линкорам первых серий с 5-ю и 6-ю башнями главного калибра. Но зато позволял заметно сэкономить на строительстве, ничем не уступал прочим линейным кораблям в весе бортового залпа и вдобавок нес куда меньше рисков в плане остойчивости корабля. Все же даже сейчас при проектировании корабля и в процессе его строительства, ни сами кораблестроители, ни наблюдающие за постройкой инженеры не могли заранее сказать, где будет располагаться уровень метацентрической высоты. Даже журналы весовых нагрузок велись не для каждого возводимого на отечественных верфях кораблей. Так что опыты с прочими схемами он благоразумно решил оставить всем тем, кто, несомненно, включится в гонку вооружения, как только со стапеля сойдет первый корабль, спроектированный и построенный в соответствии с его ожиданиями. Дело оставалось за «малым» — выбрать проекты уже существующих корпуса броненосца, машин, котлов, башен и вооружения, чтобы собранные вместе они совмещались в тот самый корабль, о котором вот уже многие дни велись дискуссии на борту флагмана Средиземноморской эскадры.
