Подбежав, несколько солдат окружили нас, направив пистолеты на меня, командовавший ими офицер в темных очках тряс пистолетом и что-то орал на фарси, который я до сих пор не удосужился нормально выучить. У меня не было ни пистолета, ни возможности что-то сделать, ни даже возможности просто поговорить с ними — а взбесившийся отбойный молоток продолжал бить по трибуне.
— Я русский! Я русский! — догадался заорать я
Не может быть, чтобы хотя бы офицер не учился у нас….
Хусейн попытался подняться и не смог…
— Я русский!
— Стой, стреляю! Стой, стреляю!!! — заорал командир, видимо это было то немногое, что он запомнил на русском.
Не знаю, чем бы все это закончилось тогда, если бы не обезумевший танкист на Богатыре. Отбойный молоток вдруг заглох, потом что-то грохнуло там, за трибуной — да так что солдаты присели — а потом взревел мотор, и танк пошел на прорыв…
Надо прорываться к машинам… Надо ехать… в посольство, засесть там, там какая-никакая охрана. Выйти на связь со средиземноморским оперативным соединением, пусть поднимают морскую пехоту и флотский спецназ. Если это заговор, если начнется мятеж — тут все кровью захлебнутся…
— Я русский! Это — принц Хуссейн! Надо увезти его отсюда! Надо…
Что-то ударило по танку с такой силой, что на какой-то момент майору показалось, что их танк перевернется…
— За рычаги! Давай! Давай же! За рычаги, сын шакала!
Страшное ругательство сдвинуло с места оцепеневшего Бехрузи, он полез вперед, туда, где за рычагами танка умирал его сын. Один из танков колонны догадался что-то сделать — ни в одном танке кроме их не было боеприпасов, пули дождем барабанящие по броне не могли причинить ни малейшего вреда разбушевавшемуся стальному чудовищу — но один из танкистов додумался: развернув танк, он просто таранил изрыгающий огонь танк заговорщиков, чтобы сбить прицел. Но было уже поздно…
Добравшись до рычагов управления, подполковник Бехрузи послал танк вперед. Пусть у них был всего один снаряд, да и тот некому было положить в лоток, путь у них совсем не было патронов к пулемету — но сам по себе танк, шестидесятитонная бронированная махина с тысячесильным дизелем и прочной броней — все равно, что осадный таран, мало какая стена в современном городе остановит его.
Слабеющими пальцами, майор Техрани нажал кнопку поворота башни — чтобы подготовить танк к тарану, чтобы пушка ему не мешала. Потом нащупал аптечку, наощупь достал оттуда жгут — надо было остановить кровь, иначе шансов не будет никаких, они так и умрут в этом танке, кровь праведников и кровь нечестивцев смешается, и сам Аллах не сумеет ее отличить. А так… шанс еще есть. Аллах свидетель, есть…
Хрястнув, уступил напору стали бетон, стальная коробка танка проламывалась сюда в парк. За трибунами был так называемый "Парк шахидов" — парк, высаженный в честь всех тех, кто когда то отдал жизнь за Персию. Сейчас, учитывая уровень террористической угрозы и то, что произошло на параде — название было более чем двусмысленным.
Солдаты испугались — танк проломился всего в пятидесяти метрах от нас. Они не бросились защищать нового монарха — они бросились наутек. Грех было оставаться здесь и мне, а тем более — принцу, нет, теперь уже шахиншаху Хусейну.
— Поднимайтесь! Быстро!
Хусейн болезненно скривился, я не долго думая подхватил его руку, поднял — и закинул к себе на плечо. В учебке мы таскали бревна и большие камни — и ничего с нами не случалось, а человек куда легче камня.
— Кажется…
Не говоря ни слова, я потащил его к выходу из парка, пытаться выбраться на площадь нельзя, если это заговор — то нас растерзают в секунды. За спиной гремели автоматные очереди, стреляли много — но явно не в нас. Каждую секунду я ждал, что загрохочет танковый пулемет и нас сметет, разорвет на части поток пуль. Но танкисты то ли решили, что с нами покончено, то ли просто у них кончилась лента — на нас они внимания не обратили. Никакого.
Тем хуже для них.
Выезд из Парка шахидов должен был быть перекрыт — но никого на местах не было, вместо того, чтобы стоять на постах — жандармы то ли разбежались, то ли побежали за танком, стараясь поразить из автоматов бронированное чудище. Тем хуже для них и тем лучше для нас, потому что там стояла пустая полицейская машина. Людей у ограды почти не было, те что были — опасливо косились на нас.
Машина была заперта — но я локтем выбил боковое стекло, скривившись от сильной боли. Открыл изнутри две дверцы, свалил принца на заднее сидение, сам свалился на переднее, начал разбираться с проводкой за рулевой колонкой.
— Армия взбунтовалась… — вдруг четко сказал Хусейн с заднего сидения
Я был в этом не уверен — скорее это походило на заговор одиночки. Или очень малой группы офицеров. Но могло быть всякое.
— Едем в посольство. Потом, возможно переправим вас на авианосец.
Двигатель зачихал, потом уверенно заурчал, приветствуя нового хозяина. Я плохо знал город, не знал что происходит, есть ли оцепление и что оно будет делать. Но убраться отсюда — было необходимо. Поэтому — я вывернул руль и поехал по пустой из-за оцепления и парада улице. Если повезет — проскочим.
Танк содрогнулся от нового удара, их раскачивало как маленький рыбацкий азу в шторм в заливе, двигатель надрывно рычал — но они прорывались вперед. Майор знал, каковы меры безопасности при проведении парадов, тиран не доверял никому, он боялся и армии и даже САВАК — поэтому ни на одной боевой машине во время парада не должно быть боеприпасов. Их танк до сих пор не получил ни одного критического повреждения, шквальный автоматный огонь не мог причинить ни единой серьезной раны бронированному чудовищу.
Нога, после того как он затянул жгут онемела, он ее почти не чувствовал. Но кровь перестала идти — и это уже хорошо. На какой-то момент майор поверил, что хоть кому то из них удастся уйти живым. Ведь человек — каким бы жестоким и фанатичным он не был — все равно надеется на лучшее. И хочет выжить.
— Ахмад умер! Ахмад умер, о Аллах, помоги!
— Где мы? Где мы, отвечай!
Не ожидая ответа от подполковника, майор прильнул к экрану прицельной системы. Башня была развернута на сто восемьдесят градусов — но то, что он увидел, наполнило его сердце радостью. Они вырвались, выломились с площади — еще были видны развалины там, где проломился их танк, построенный из бетона дом, просто разрушился, не смог их остановить. За танком бежали люди, с автоматами — а они куда-то поднимались по насыпи.
Проспект?
— Выворачивай! Выворачивай на проспект! Выворачивай, сын шакала!
