Проспект?
— Выворачивай! Выворачивай на проспект! Выворачивай, сын шакала!
Проклятый слабак! Нельзя было брать Ахмада в танк!
Танк, тем не менее, повиновался. Сминая оставленные в страхе бежавшими водителями машины — многие уже поняли, что произошло на площади — танк вырвался на проспект. Собрав последние силы, майор поднял таки снаряд "флашет" и из последних сил бросил его в лоток. Почти неслышно, в реве двигателя лязгнул затворный механизм пушки. Майор отключил блокировку — в автомате танк не мог вести огонь, если ствол орудия повернут более чем на девяносто градусов от носа танка. Сейчас в этой блокировке не было никакого смысла. Он с садистской радостью наблюдал, как на проспект выбегают, бессмысленно бегут за танком все больше и больше офицеров САВАК и Гвардии Бессмертных. Эти тоже — погрязли в грехах…
Целься!
Стальной вихрь вольфрамовых стрелок, энергия каждой из которых превосходила энергию пули, выпущенной из крупнокалиберного пулемета, как метлой вымел проспект, разом убив не меньше двадцати человек. Еще столько же, жутко искалеченные — такая стрелка отрывала конечность — остались лежать в лужах крови. Никто не ожидал того, что в танке остался еще один снаряд, бросились с автоматами в погоню, рассчитывая, что танк рано или поздно остановится, они выковыряют из него заговорщиков, бросят их к ногам будущего шахиншаха и тем самым спасут свои жизни, ведь их жизни висели на волоске, после того как они допустили подобное. Добыча была уже близка, самые глупые бежали за кормой танка, да еще и стреляли в него из автоматов, бесцельно тратя боеприпасы — самые умные чуть поотстали. Кое-кто бежал совсем близко к стволу — их контузило ударной волной выстрела, сбило с ног. Остальных стрелы смели всех…
— Стой! Стой, останавливай машину! Нет, давай направо!
Направо от шоссе — осыпь, их какое- то время не будет видно. Дальше — городские кварталы, если Аллах сегодня с ними — там они встретят братьев. Они принесут им радостную весть — шах мат, тиран мертв — а братья за это укроют их.
Шах Мат!
Нос танка провалился вниз и вбок, майор не удержался — и его бросило на броню, в глазах на секунду потемнело от боли, затошнило. И в этот момент танк остановился…
Собрав последние силы, майор повернул рычаг кремальеры, которая держала башенный люк над местом наводчика. Толкнул его — но люк не поддавался, он весил целую тонну.
Аллах Акбар!!!
Командирская башенка!
Там тоже есть люк! Он совсем рядом! Его проще открыть…
Этот люк поддался сразу — и раскаленный, пропахший бензином воздух Тегерана ворвался в танк. Измученный, раненый майор посмотрел на виднеющийся в люке обрывок безжалостно-голубого неба — и понял, что еще жив.
Жив — и может сражаться…
В револьвере САВАКовца было целых четыре патрона, два надо было оставить для себя — четыре патрона все равно немало. Привычно — от усилия он снова чуть не потерял сознание — подтянувшись на руках — майор вывалился на исковерканную, засыпанную бетонной пылью и обломками бетона броню танка. Растянулся на ней, замер на миг — остро ощущая, какое же это блаженство, просто так лежать под солнцем. Под их солнцем, потому что тиран мертв и что бы не было дальше — такого как было, уже не будет.
Надо идти…
Майор заколотил рукояткой пистолета, изрыгая проклятья — по люку механика водителя, опасаясь, что Бехрузи сошел с ума. Почти сразу люк откинулся в сторону…
— Надо уходить! Пошли!
— Надо забрать Ахмада! Мы не можем оставить его здесь!
— Он мертв! Пошли!
— Нет! Я должен спасти сына! Оставь меня и уходи!
— Аллах Акбар!
Револьвер в руке майор плюнул огнем — и в середине лба подполковника Бехрузи появилась черная, потекшая красным точка. Подполковник повалился на сына, пережив его не больше чем на пять минут.
Аллах с тобой, брат…
Читать молитву было некогда, майор соскочил с брони — и раненая нога предательски подвернулась, в глазах потемнело от боли, он покатился вниз по насыпи, в грязную канаву. По указанию шахиншаха весь Тегеран в нескольких направлениях напрямик пересекали построенные на насыпях огромные, бессветофорные автострады, это позволяло передвигаться по Тегерану быстрее, чем по любому другому городу мира. Вот как раз под такой автострадой и лежал, приходя в себя, майор.
Вставай! Вставай, во имя Аллаха!
Под руку попалась какая-то палка, опираясь на нее, он тяжело поднялся — палка в правой руке, револьвер он перехватил левой и опустил в карман. Надо только дойти вон туда… и все, и он уйдет, смешается с толпой… братья найдут и укроют его.
В последний миг своей жизни майор Мухаммед Техрани обернулся — как будто кто-то подсказал ему: обернись! Солнце было у него за спиной — но он воспаленными, уставшими глазами все же разглядел одинокого стрелка на автостраде, целящегося в него из автомата.
Но это же хорошо! Он выполнил то, что должен был, и попытка спастись — не более чем проявление слабости! Придет время — и имя шахида Мухаммеда Техрани будут знать все, кто придет вмедресе, чтобы познать Аллаха и слово его! Они будут помнить его — как праведника, отдавшего свою жизнь за то, чтобы правоверные больше не жили в угнетении и рассеянии. Ведь Махди грядет, и он, ничтожнейший из ничтожных, будет один из многих, кто вымостит дорогу для пришествия его. Аллах Акбар! Махди Рахбар!
— Да-да-да! — подтверждающее простучала короткая автоматная очередь, и раскинув руки как птица, майор Мухаммед Техрани стремительно полетел навстречу сияющему в небе солнечному диску.
15 июля 2002 года
Виленский округ сектор Ченстохов
Поросшая высокой, некошеной травой заброшенная сельская дорога уходила куда-то вдаль, к лесу, чуть в стороне, левее был столб от дорожного указателя, но самого дорожного указателя не было. Только в Европе даже на сельских дорогах есть дорожные указатели, в России не дождешься и на основных.
Небольшой травяной холмик по левую сторону дороги начал шевелиться…
— Пошли!
Поручик Комаровский и сотник Велехов остались одни. Только так можно было быть уверенным, что, по крайней мере, либо в одной группе, либо в другой — предателя нет. Та группа, в которой предатель будет принесена в жертву, хотя и необязательно. Скоро, совсем скоро начнется общее наступление, и тогда кто предатель, а кто нет — значения иметь не будет. Когда говорят пушки — предательство девальвируется…
