Пощадите, кричит сириец или афганец (или русский), мы жили по другим законам и наша цивилизация — иная! Дикарям объясняют, что теперь нельзя остаться в стороне, образовалась глобальная цивилизация, рынки не знают границ — и то, что способствует либеральному рынку, полезно для человечества. В известном смысле это правда, хотя польза и кратковременная: свободный рынок движется как армия Чингисхана, используя территории, но не осваивая их. Кому-то это не нравится, кто-то считает, что для самого рынка было бы перспективнее оставлять за собой не пепелища, но светлые города с сытыми гражданами. Но то — в очень долгосрочной перспективе; а в настоящее время выбора нет: никому нельзя позволить остаться в стороне от общего процесса. Даже если конкретная территория не представляет интереса для торговли и добычи ресурсов, ее присоединение к рыночной площади имеет символический характер. Рынок отныне — это весь мир. Строить на пустыре нерентабельно, поэтому строить не будут; а разрушить страну, увы, придется, потому что заборов на рынке быть не должно — все открыто торговым рядам. Это неприятная логика, но логика такова, иной сегодня нет. Окончательное разрушение плановой экономики и есть цель современной перманентной войны. Следует повсеместно создать условия соревнования — в большинстве случаев это соревнование с себе подобными за право на жизнь.
…
Правление хаоса стало спасением демократии. Но и это не беда: о спасительном хаосе давно говорят, есть устойчивое выражение «управляемый хаос»; к выражению привыкли, перестали бояться. Хаос родит справедливость — это идеологическое заклинание заставило забыть о том, что хаос неминуемо рождает титанов: то, что описывает мифология — закономерность исторического процесса. А титаны не знают справедливости. Либеральный рынок выбрал мировую гражданскую войну как систему управления миром — это было выбрано как существование с рисками, но иное существование, как казалось, невозможно, невыгодно. Долой диктатуру! — с этой фразой людей кидают в мировой пожар; сгори во имя свободного рынка — ибо никто не сварит на пожаре спокойной жизни, да и не нужна спокойная жизнь.
Людям внушают, что их главное право — право на гражданскую войну, на то, чтобы «каждый взял столько свободы, сколько может» — этот чудовищный лозунг, прогремевший однажды с российской высокой трибуны, правит миром. Толпы скандируют, что они хотят перемен, но никто из митингующих никогда не скажет, каких именно перемен он хочет, — по сути, людям внушают мысль, что миру нужна вечная ротация; мир приведен в перманентное возбужденное состояние, подобно наркоману, ежедневно нуждающемуся в дозе. Еще, еще, еще — расшатывай государство, раскачивай лодку. Ты не хочешь расшатывать государство — значит, ты за тиранию, охранитель режима? Есть вещи поважнее, чем застой и мир! Отныне война — единственный порядок, единственно желаемое для демократической номенклатуры положение дел.
Вы знаете, какой мир хотите построить после войны? Нет, этого не знает никто. Этот вопрос так же дик, как и вопрос «умеете ли вы рисовать?», заданный современному авангардисту. Зачем рисовать, если это уже не требуется, — сегодня договорились считать, что рисование в изобразительном искусстве не главное. Так и мир не нужен никому.
Оруэлл предсказал, что новый порядок выдвинет лозунг «Война — это мир».
Так и случилось.
Речь идет о бесконечной гражданской войне, в которой практически нет виноватых. Война возникает силой вещей, и чтобы остановить ее, мало противопоставить голоса в ООН, глупо определить Америку как мирового жандарма, еще глупее упрекать Запад в корысти. Запад первым оказался заложником своей демократической идеи, благородной идеи, за которую отдавали жизни лучшие люди западной истории и которая на наших глазах портится. Чтобы остановить войну, требуется избавиться от новой идеологии, от идеологии Айн Рэнд, от подделок «второго авангарда», от веры в прогресс и рынок. Требуется не просто отказаться от экономических пузырей, но проткнуть самый главный, самый страшный пузырь — идеологический. И пока Запад не вернется к категориальной философии и не поймет, что Энди Уорхол принципиально хуже, чем Рембрандт, — никакого мира не будет.
Максим Кантор Пожар демократии
Ирак, Дияла
Ликвидация 1
10 июля 2019 года
Все было как всегда.
Арктический холод кондиционера, чистые, выскобленные до блеска мраморные полы штаба, четкий стук ботинок, резко брошенные в салюте руки. Все было так — и все было не так.
Двухзвездный генерал Мохаммед Сафи не был предателем в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово — как и слишком многие в Ираке он был вынужден выживать, и принимать решения в то время, когда правильные решения принять было просто невозможно. И теперь — эти решения преследовали его.
Во время первой иракской кампании — он был простым командиром танка в механизированной дивизии Таввакална, той самой, которая и брала Кувейт. В отличие от многих других — ему повезло выжить в той мясорубке, которую устроили для них американцы — а в составе восемнадцатой механизированной бригады он даже принимал участие в битве, известной как «Семьдесят три Истинг». Пропаганда — потом объявила это победой, но он то знал — так не побеждают…
После этой бойни — от его подразделения мало что осталось, но Саддаму надо было сделать вид, что он победил — и потому уцелевших танкистов с наградами и повышениями перевели в другие подразделения. Для того, чтобы делились боевым опытом.
Ко второй войне — он был уже майором и заместителем командира полка, но в боевых действиях принять участия не успел. Их генерал — собрал их и сказал, что война закончена и надо расходиться по домам. Перед этим — у дома генерала видели две машины, два внедорожника, которых до этого в городе никогда не было.
Он собрал солдат и сказал, что драться они не будут. Настроение у всех было разное — кто-то впервые за долгое время позволил себе выразить свое истинное отношение к режиму, а группа младших офицеров едва не подняла мятеж в части. Но они были в меньшинстве — он приказал разоружить их и расстрелять.
Почти весь первый год оккупации — он занимался частным извозом, но потом к нему пришли американцы. Оказалось, что эта история с расстрелом баасистов — стала известной и перевела его в разряд «благонадежных». А американцам нужны были благонадежные — в стране, где не было вообще ничего благонадежного.
Он начал снова, с нуля, с должности командира танка — и в этой должности прошел переподготовку в американском Форте Беннинг. Один из первых — он получил новейшие, заказанные в США танки М1 Абрамс, точно такие же, как и те, из которых их крошили при 73 Истинг. Потом, когда пришли русские — его дивизия стала единственным эксплуатантом этих танков: их собрали в одно место, потому что Ирак стал закупать технику российского производства.
