Слушали молча, не перебивая. Поняли, они уже все поняли! А черная туча клубилась, опускалась все ниже на обреченный табор…
— Спросите его, друг мой, — дю Бартас вздохнул, вновь дернул ни в чем не повинную бородку, — кто это все видел? Вы же знаете, иногда противник склонен распускать слухи…
Я перевел. Хлопец качнул головой.
— Перекажите, пане зацный, что мы все видели. Мы в секрете стояли, у Стыра. Переяславский полк, Воронкивская сотня. Пан Полегенький, старшой наш, приказал гетьмана отбить, да куда там! Татарвы — полон берег, из луков бьют, из пищалей, а наших едва три десятка…
…Гром не ударил, и молния не опалила землю у моих ног…
— Шевалье! Я сам схожу к этому сотнику и узнаю, что к чему!
— Но, мой друг!..
Мы шли по обезумевшему, кипящему ужасом табору. Потемнело, холодные капли падали на щеки, на непокрытую голову…
* * *
Человек в черном жупане стоял спиной ко мне, глядя куда-то вдаль, на исчезавшую в неверной дымке реку, уже подернутую косой сеткой ливня.
— Пане сотнику! К вам. От пана полковника Бартасенко! Человек обернулся…
— Salve, fraterae Paolo!
…Дождь рухнул с черных небес.
Комментарии Гарсиласио де ла Риверо, римского доктора богословия
В этой главе отец Гуаира превзошел самого себя. Он не лжец, но поистине Отец Лжи!
Его ненависть к восставшему русинскому народу не знает границ. Я даже не буду опровергать бессмысленные рассуждения о «Вавилоне». Совершенно ясно, что Зиновий Богдан Хмельницкий, великий предводитель казаков, справедливо называемый Кромвелем Руси, думал прежде всего о благе своего страдающего народа. Союз с ханом, равно как и переговоры с Высокой Портой и иными державами, был ему необходим для получения военной помощи против польских магнатов. Нелепо и думать, что славный гетьман собирался положить Украину «на истанбульский порог». Сама жизнь отвергла эту гнусную клевету.
Вместе с тем, не любя автора, но уважая истину, должен заметить, что янычар из Силистрии было под Берестечком не семь сотен, а около пяти тысяч. Они отважно сражались и принесли большую пользу, что еще раз говорит о правильности политики гетьмана Хмельницкого.
Поразительно! Выше автор фактически оправдывает переговоры Фомы Кампанеллы с теми же турками. Отчего же для Хмельницкого делается исключение? Не потому ли, что он посмел выступить против Святейшего Престола?
Циничны и смешны рассуждения отца Гуаиры о крестьянском ополчении. Почему-то, говоря об иезуитских колониях в Америке, автор всячески подчеркивает стремление «инфлиес» и негров-рабов к свободе (хотя, еще раз подчеркну, речь идет не о свободе, а об утонченном рабстве). Чем же посполитые Украины хуже? Не тем ли, что владения семьи Горностаев находятся именно здесь?
Его отношение к нам, своим спутникам, было поистине иезуитским. Отец Гуаира накануне решающего боя (вечером 29 июня) действительно предложил нам покинуть казацкий табор. Но почему? Совершенно очевидно, что он опасался нашего активного участия в войне. Мне он прямо запретил брать оружие, угрожая моей семье и моим друзьям. Не считаю себя героем, но эти угрозы я игнорировал.
По поводу отца Азиния автор, конечно, заблуждается. Бедный регент знал только итальянский и с трудом мог выдавить из себя несколько латинских фраз. Совершенно очевидно, что отец Азиний объяснялся со своими пациентами жестами и мимикой.
Глава XVI
О том, как Его Королевская Милость осаждал табор мятежников, а также об иных событиях, большей частью весьма печальных
Судья: Стало быть, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Однако, подсудимый, у тебя имеется выбор: колесование или четвертование. Так что радуйся, негодник! Ты сам можешь выбрать. Итак, что тебе больше нравится? Выбирай!
Илочечонк: Ваша честь! Я бы предпочел луковую похлебку!
Действо об Илочечонке, явление шестнадцатое
«…Но тут мне в уши стон вонзился дальный, и взгляд мой распахнулся, недвижим. «Мой сын, — сказал учитель достохвалъный, — вот город Дит, и в нем заключены безрадостные люди, сонм печальный». И я: «Учитель, вот из-за стены встают его мечети, багровея, как будто на огне раскалены» — «То вечный пламень, за оградой вея, — сказал он, — башни красит багрецом; так нижний Ад тебе открылся, рдея»… Мы внутрь вошли, не повстречав врагов, и я, чтоб ведать образ муки грешной, замкнутой между крепостных зубцов, ступив вовнутрь, кидаю взгляд поспешный и вижу лишь пустынные места, исполненные муки безутешной…»
Все-таки нашли!.. Все-таки нашел…
…Дождь сбивал с ног, потоки воды струились по истоптанной земле, превращая ее в жидкую грязь, холод пробирал до костей.
— Давайте пройдем чуть дальше. Здесь трудно говорить… Навес, испуганные лошади жмутся друг к другу, остро пахнет навозом и конским потом.
— С кем имею честь?
— Я специальный посланник Конгрегации. Прибыл по личному приказу мессера Джованни Бассо Аквавивы.
— У вас есть имя?
— Да. Я брат Илочечонк.
Мы не спешили. Крепкий седоусый старик молча глядел на меня, и взгляд его был спокоен. Паоло Брахман, называемый также Джанарданой, не боялся. Или просто оставил страх позади.
Я мог бы убить его. Он — меня.
Но мы молчали.
Наконец он засмеялся — негромко, хрипло. Я вздрогнул — этому человеку и вправду было весело.
— Честное слово, брат Илочечонк, вы удачно выбрали момент! Тьма, ливень… Не хватает лишь грома и молнии! Знаете, на что это похоже?
— Знаю, — согласился я. — Меня уже сравнивали.
«…Но некий Черный Херувим вступился, сказав: «Не тронь, я им давно владел. Пора, чтоб он к моим рабам спустился…»
Он оглянулся по сторонам, покачал головой.
— Знакомо. Вы — здесь, один стрелок где-нибудь за шатром, другой — у коновязи… Почему не убили сразу? Хотелось взглянуть в лицо?
И это тоже. Хотя ничего особенного в его лице не было. Разве что загар — темный, вечный — очень похожий на мой. Мы оба — меченые.
— Что случилось с братьями Поджио и Александром?
— Я их убил. Второго — лично.
В голосе промелькнула не жалость, не раскаяние — презрение. Волк смеялся над псами-неудачниками.
— Оправдываться не собираюсь, ибо я ни в чем не нарушил Устав. Надеюсь, вы помните, брат Илочечонк, что каждый из нас вправе защищать свою жизнь любыми способами. Узник должен бежать из тюрьмы, жертва — спасаться от убийц. Постулат отца Ро![24]
Он не оправдывался. Он тянул время. Наверно, так и погибли неведомые мне посланцы Конгрегации.
