— Хорошо, — сказал я, хотя на душе было совсем нехорошо. Но, что мне оставалось делать? Ведь кто-то должен был остановить сражение, которого для нас могло закончиться только полным истреблением наших войск. Выбора не было.
Видимо поняв — о чем я сейчас думаю, адмирал Тирпиц с сочувствием посмотрел на меня, и сказал, — Я понимаю, Ваше Величество, что вам очень тяжело, из-за того, что вы приняли такое решение. Но поверьте — это единственный способ раз и навсегда закончить кровопролитие, и заключить почетный для нас мир с Россией. Если войска 8-й армии будут уничтожены, то в нашем Восточном фронте образуется огромная дыра, через которую хлынут русские войска, боевой дух которых растет с каждым часом сражения. Их просто некому будет остановить. Со своей новейшей боевой техникой, при поддержке авиации, они смогут легко пройти до Кенигсберга. А может, и дальше… Тем более, что Антанта, которая узнает о нашем поражении, начнет новое наступление на Западе. Деморализованные страшным поражением на Востоке, войска могут не сдержать натиск французов, англичан и американцев. Это будет катастрофа!
Ваше Величество, взвесьте все… Только вы можете спасти Германию от разгрома и унижения. Вспомните о Версале 1919 года!
Тирпиц разволновался, и, похоже, ему вновь стало плохо. Лицо его побледнело, на лбу появился пот, глаза закатились. Адмирал Ларионов, внимательно посмотрел на него, и нажал на кнопку, расположенную на переборке у изголовья раненого. Через минуту в палату вошел человек в белом халате. Укоризненно посмотрев на нас, он пощупал пульс Тирпица, посмотрел на его зрачки, после чего быстро вышел из помещения. Назад он вернулся со шприцем. Сделав укол адмиралу, он жестом предложил нас покинуть палату. Мы осторожно, на цыпочках, вышли в коридор.
— Господин адмирал, — сказал я, — когда мы летим в Ригу? Нужно побыстрее закончить эту бессмысленную войну. Я готов остановить сражение, и отвести войска прямо в Восточную Пруссию. Оттуда их будет легче перебросить на Запад. Надеюсь, что вы с господином Сталиным люди чести, и я не пожалею о таком решении. Думаю, что после того, как на фронте перестанут звучать выстрелы, нам следует немедленно сесть за стол переговоров. Мир с Россией Германии нужен, как воздух. Это единственный шанс спасти ее от поражения.
— Ваше Величество, — ответил мне русский адмирал, — вертолет для вас уже подготовлен. Готовы так же ударные вертолеты сопровождения, и десантные с бойцами, которые отправятся вместе с вами для наведения порядка в штабе 11-го армейского корпуса, втянутого сейчас в бои. Если будет необходимость, то та же самая процедура пройдет и в остальных штабах 8-й германской армии. Отправиться в путь можно будет через десять минут. Вы готовы вылететь?
— Лечу, — без колебаний сказал я, — похоже, что без моего личного вмешательства не обойтись.
— Идите за мной, — сказал русский адмирал, и мы пошли. На палубе русского флагмана было темно. Все вокруг заливал бело-голубой холодный свет. В строгом порядке, каждый на своем месте, на палубе выстроились вертолеты. Четыре из них, хищных, вытянутых очертаний, были увешанные бомбами и какими-то сигарообразными контейнерами. Как мне объяснили, в них находились ракетные снаряды. Четыре других летательных аппарата напоминали тот вертолет, на котором я прибыл на флагманский корабль, и которые очевидно служили для перевозки десантников. Перед ними выстроились солдаты самого угрожающего вида, увешанные оружием с ног до головы. Их было примерно с полсотни. По рассказам гауптмана Мюллера, двое таких бойцов прямо на его глазах словно кроликов перестреляли группу британских головорезов. Мой знакомый Антон, как оказалось, тоже был из этих бойцов, и мог делать такое, что покажется невероятным для обычного человека. Тут же мне был представлен их командир — майор Гордеев. Он обещал адмиралу не убивать моих бедных солдат и офицеров, если, конечно, они не попытаются убивать его подчиненных.
Прощание было коротким, и вот снова сидим в вертолете. Вместе со мной, гауптманом Мюллером и Антоном, в Ригу отправились командир русских десантников, и еще несколько бойцов для нашей непосредственной охраны. Один за другим вертолеты отрываются от палубы, и берут курс на юго-восток. Полевой штаб 11-го армейского корпуса находился в прифронтовом местечке Хинцберг. Командующий корпусом, генерал Баррер, истреблял моих солдат с таким упорством, будто служит не в германской, а во французской или английской армии. Глянув в иллюминатор на едва видный в темноте силуэт идущего рядом с нами вертолет сопровождения, я почему-то подумал о моем верном Альфреде, и о том, что лучшим лекарством для него будет мир с Россией.
Лететь до цели было около двух часов. И я, есть грех, от усталости и монотонного гула двигателей немного задремал. Гауптман Мюллер разбудил меня, когда до места назначения оставалось всего несколько минут. Вертолеты в полной тьме неслись над самой землей. Так продолжалось, казалось целую вечность.
И вот мы на месте. Ударные, тяжеловооруженные машины, выбросили вокруг себя яркие осветительные ракеты, и начали описывать над штабом круги, прижимая к земле все живое гулом своих винтов. А те машины, что были с десантом, в том числе и наша, быстро пошли на посадку. Из них горохом посыпались русские головорезы. В одну невыносимую какофонию слились гулкие хлопки русский осветительных гранат, боевой клич русского "спетснаса", по-немецки это будет примерно так — "Spezialeinheiten", и вопли ужаса зажравшихся штабных крыс, совсем не ожидавших столь позднего визита.
Мы с моим верным гауптманом Мюллером вышли из вертолета одними из последних. К тому времени все уже было кончено. Штаб корпуса полностью захватили русские десантники. Как выяснилось позже, никто из штабных не погиб, и даже не был ранен. Синяки, вывихи и переломы — не в счет. Как и разбитые в кровь морды. Но среди штабных оказалось немало просто обгадившихся от страха. В числе последних был и сам командующий корпусом генерал Баррер.
Когда двое здоровенных русских солдат приволокли генерала, и мешком бросили к моим ногам, от него смердело, как от давно нечищеного вокзального клозета. Что ж, наверное, так будет лучше, ибо я ничуть не испытывал жалости к тому, кто с тупым упорством посылал моих солдат в огонь.
— Ну, господин генерал, — сказал я, когда Баррер наконец прекратил дрожать, и удосужился поднять на меня свою голову, — не ждали?
Узнав своего монарха, генерал побелел и чуть снова не хлопнулся в обморок. Что ж, осенние ночи длинные, и у нас будет время во всем разобраться…
07 ноября (25 октября) 1917 года. 12.00 Петроград. Петергофское шоссе. Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.Сегодня мы встречает наших орлов, с триумфом вернувшихся из-под Риги. Чтобы не сыпать соль на раны немцам, было решено, что официально это будет называться просто "встречей", хотя, по сути, происходящее можно было смело назвать "Парадом Победы".
