Вадим отстегнул с пояса свою флягу.
— Смочи губы. Пить нельзя, вода все равно выйдет из тебя с потом. Вода делает тебя тяжелее и не дает идти — а в тебе столько жира, что это сплошная вода.
Толстяк попытался присосаться — но Вадим безжалостно вырвал флягу, повесил ее к себе на пояс. Перевесил на пояс и его фляги, все равно пустые. Потом поднял его за шиворот.
— Пошли. Будешь идти передо мной.
Второй раз толстяк разнылся, когда они остановились у ручья, чтобы набрать воды. На самом деле, воды в горах было не так уж и мало, это тебе не пустыня Дашти-Марго, просто она моментально выходила с потом. У каждого была стандартная армейская фляга на один и семь литра, Вадим наполнил все четыре, повесил к себе на пояс, рубанул по тянущейся руке.
— Пей, сколько хочешь, но не из фляги. Все равно тут воды много.
Толстяк встал на колени и под пристальным взглядом пуштунов стал пить из ручья, как пить он знал — зачерпываешь ладонями и пьешь. А вот Вадиму было стыдно. За что? Нет, не за это…
Ему было стыдно за то, то пуштуны, сородичи которых похитили его и торговали им как скотом, смотрели и видели такого русского пацана, слабака и рохлю. Они смотрели на него — и делали для себя выводы.
А знаете, чем заканчиваются подобные выводы? Войной — вот чем! Такие как этот — не более чем добыча.
Наконец, толстяк поднялся
— Дай — сказал он, протянув руку
— Тебе будет тяжело, ты и так еле идешь. Когда я буду пить — дам и тебе, а то ты опять все высосешь, а больше воды мы не увидим до следующего дня.
— Ты хочешь все один выпить, да?
Вадиму сначала показалось, что он ослышался. Для него такой поступок был не просто подлостью — он был непредставим, он в жизни бы не подумал сделать такое! Ни он, ни кто-либо другой в отряде, он мог бы поручиться за каждого.
Молча, Вадим отстегнул обе фляги, одну за другой, бросил их под ноги толстяка. Потом пошел в голову каравана.
— Ну извини… — заторопился за ним толстяк — правда, я не хотел.
Третий раз он разнылся, когда солнце уже медленно, почти незаметно для невооруженного глаза покатилось на закат — но жара была максимальная. Он вдруг ускорился, Вадим дернул его за рукав
— Ты куда? Второе дыхание открылось?
Сопя, толстяк попытался вырвать рукав
— Да куда ты?!
— Пусть меня посадят на осла. Я больше так не могу.
Вадиму снова показалось, что он ослышался
— Чего? Ты чего — дурак?
— А что?! Я все равно больше идти не могу!
— Вон девчонка! Она может, а ты — нет!?
Толстяк с ненавистью глянул вперед.
— Она сильная…
— А ты — нет?
— А я — нет! — его вдруг как прорвало, он бросился на камни, и как только лицо себе не раскровенил — я нет! Я не такой как ты, понятно!? И не смей меня погонять, ты мне — никто! Я просто хочу домой!
Бес, проходящий мимо, остановился
— Трудности?
Вадим утер пот со лба
— Разберусь.
Пожав плечами, Бес снова пошел вперед, ему надо было следить за окрестностями, и времени разбираться не было.
Вадим сел рядом, двое пуштунов, которые видимо были назначены опекать персонально их, остановились дальше на тропе.
— Почему ты считаешь, что тебе кто-то что-то должен? Почему ты даже не пытаешься сделать что-то сам?! Почему ты думаешь, что из всех нас именно ты должен ехать на осле?
— Потому, что я больше не могу, понятно?! Я никогда не искал такой жизни, я — не ты! Ты думаешь, что ты лучше меня?! Во! — толстяк показал средний палец, где он только этому научился — я дипломатом хочу стать! И стану! Я не хочу бегать по горам и стирать здесь до костей ноги!
— Тебя вытащили из кутузки, как и меня. Мы — обуза!
— Это солдаты! Они обязаны были сделать это! Мы платим налоги, чтобы они нас защищали, понятно?!
Больше всего Вадима поражали вызов и какая-то труднообъяснимая ненависть, брызгающая ядовитыми каплями из каждого выхаркиваемого с дыханием слова. Если взять его, то он испытывал усталость, от того что путь был трудным и долгим, он испытывал благодарность, оттого что его не забыли, не бросили, вытащили оттуда, куда он попал не по своей воле. Он испытывал стыд, наконец, оттого что он тормозил караван, хотя он его не тормозил, караван шел так, как шли ослы и это было правильно, потому что при более быстром темпе движения силы расходовались очень быстро. А что испытывал его сверстник и соотечественник, оказавшийся в такой же ситуации, как и он сам — он не мог понять. Он не понимал — как можно жить таким — и не делать ничего, чтобы измениться, считать это нормальным.
И не хотел понимать.
— Раз так — заплати этим горам, может они расступятся, и пропустят тебя домой.
Вадим встал, махнул рукой пуштунам, пошел вперед. Те поняли, заулыбались, пошли следом — скаут уже успел внушить им уважение к себе. Отойдя немного, Вадим оглянулся — толстяк, тяжело пыхтя, догонял их.
Под вечер толстяк сорвался…
Каменная осыпь. Очень коварное и опасное место вне зависимости от того, какой она крутизны. Никто не знает, как плотно лежат камни, но она почти не отличается от обычного горного склона, и никогда не знаешь, когда соскользнет нога. А таких каменных осыпей в Афганистане предостаточно, все дело в чудовищных перепадах температуры в горах — днем на солнце может быть пятьдесят градусов тепла, ночью же температура может опуститься и до нуля. Скалы крошатся из-за таких вот ежедневных перепадов температуры, и…
Вот и получилось так, что толстяк остался в живых только потому, что шел впереди. Они шли друг за другом — но толстяк был намного тяжелее, и шел он неправильно, шаркая ногами от усталости, в то время как Вадим шел осторожно как бывалый путешественник, неосознанно мягко ставя ногу и сначала пробуя место, куда он намеревался ее поставить. Они поднимались в гору почти невидимой тропой, пуштуны сказали, что после этих гор будет легче. Уклон здесь был достаточно небольшой, но Вадим соблюдал осторожность: он ни разу не был в этих горах, но помнил правило, что очень осторожно следует ступать туда, где не видишь под ногами твердой опоры. А лучше и вообще избегать таких мест.
И тут толстяк крикнул и, тяжело плюхнувшись на землю, покатился вниз. Они шли в связке — но Вадим не успел сориентироваться, перенести свой вес назад, на рюкзак, и не выдержал рывок, тоже упал с ног, начал сползать.
— Держись! Держись, распластайся по земле!
Неопытный человек, когда падает — он сжимается в комок, а так катиться намного проще, в то время, как надо наоборот распластаться по земле, как бы прилипнуть к ней.
Рюкзак пока тормозил — но это пока они не набрали скорости, как только наберут — он наоборот станет помехой. Хуже всего то, что он не мог перевернуться на живот.
