Ознакомительная версия.
- Господин Зиберт... - еле слышно шепчет он, не в силах оторвать взгляда от убийцы.
'Пах!' - пуля попадает ему в живот и, сложившись пополам, невысокий человек падает. Но через его тело уже перескакивают другие - с автоматами. Менее чем через десять секунд, обер-лейтенант Зиберт был мертв.
Снова я вижу большой кабинет. Снова за большим столом сидят высокие чины и расхаживает взад-вперед усатый. Бурное обсуждение, споры... То и дело кто-то, что-то кому-то доказывая, тыкает в расстеленную на столе карту... Но, на этот раз, не звучит доклад о сведениях, поступивших от отряда Медведева. Картинка тускнеет и размывается... Растворяется...
Я - пустота. Я - все, и я - ничто... А это что? Разве ничто может промокнуть???
****
Мелкий осенний дождик шуршит в остатках листвы осеннего леса. Холодно, сыро, противно... Я очнулся от того, что по моему лицу стекают струйки холодной воды. Где я? Где... Стоп! Воспоминания огненными стрелами впились в мой мозг, выжигая картины пережитого. Осень? Какая осень?!! Последнее, что я помню, если не считать того странного сна - снег вокруг, запах пороховой гари и немец, медленно нацеливающий на меня оружие. При воспоминании об этом, я дернулся, перекатом пытаясь уйти с линии огня, и... И врезался плечом в мокрый, шершавый древесный ствол. Лес?!! Какой лес, когда вокруг не было ни одного деревца?!! Я сжался, не понимая, где нахожусь, но готовый ко всему. Ничего не произошло. Никто не стреляет в меня... Только шумят вокруг лес и дождь. Я сел на землю, привалился спиной к дереву и огляделся. Да, это явно не то зимняя степь возле Ровно. Это... Я вспомнил, как лечу вниз по склону, как вижу впереди дерево... Неужели я вернулся в свое время? Да, вот и две, пропаханные моими ногами, борозды на слежавшейся листве, покрывающей склон. А то дерево, под которым я сижу - это, скорее всего, то самое, об которое я приложился головой. Так значит... Значит все то, что я пережил, попав в 1941 год... Это просто бред? Галлюцинация? Этого всего не было? А как же... Как же все ребята, с которыми я воевал? Как же Оля? Тоже - бред? Я осмотрел себя. Ничего не болит. Даже - голова, хотя, после такого удара, она просто обязана раскалываться. Никаких следов ран, полученных на той войне. Одежда вся изодрана, но это может быть из-за падения. Дрожащими руками я достал из кармана кисет с табаком и кусочек газеты. Привычным движением свернул самокрутку, чиркнул зажигалкой... И замер снова. Какой кисет??? Какая самокрутка?!! Тупо уставившись на тлевшую самокрутку, я просидел, наверно, минуты две, пытаясь сложить пазл у себя в голове. Потом перевел взгляд на свои ноги, на грудь. Затертые до грязно-серого цвета сапоги, грязные ватные штаны, неопределенного цвета... Ватник, который выглядит так, словно кто-то в нем дрессировал собак - правый бок изорван в клочья, да и в других местах зияют прорехи. Порывшись в карманах, я извлек две гранаты, горсть девятимиллиметровых патронов, полный магазин к МП, пистолет... Из голенища сапога достал 'маузеровский' штык-нож... Значит... Это был не сон? Не бред???
Домой я добрался практически без приключений. Телефона, конечно же, при мне не было. Ребята, так и не найдя меня, уехали - так что, пришлось добираться своим ходом. Я не виню их. Я ведь даже не знаю, какое сегодня число. Что там - какой сейчас вообще год?!! Поэтому, пришлось топать через лес на своих двоих. Впрочем, там, в сорок первом году, я привык проходить и не такие расстояния, и не по таким лесам. Слава Богу, я сообразил, что выходить к людям в таком виде - не самая разумная идея. Больше всего я походил на бомжа. Поэтому, пришлось прождать на опушке леса, возле небольшого дачного поселка, до темноты. Благо, поздней осенью здесь не так оживленно, как летом. Под покровом ночи, я влез в стоящую на самой окраине дачу и раздобыл себе поношенную, но более-менее приличную одежду. Удалось наскрести и какой-то мелочи - как раз на маршрутку хватит. А дальше... Полтора часа я дремал в маршрутке. Потом, когда въехали в Киев, тупо пялился сквозь окно на огни города. В голове ни одной мысли... Только мелькают лица друзей, оставшихся в сорок первом. Появляются перед мысленным взором и исчезают... Одновременно, я всеми силами гнал от себя мысли о том сне, который видел перед пробуждением. О том, что могли эти сны означать. Маршрутка остановилась на светофоре. Все так же, равнодушно глядя в окно, я скользнул взглядом по окружающим площадь Победы домам. На крышах двух домов, стоявших на противоположных сторонах проспекта, взгляд зацепился за большие цифры и замер. '1941' - возвещали цифры на доме, стоящем слева от проспекта Победы. '1946' - справа от проспекта. Не обращая внимания на взгляды людей, я глухо застонал.
Как я появился дома, как объяснялся с родными - оказывается, отсутствовал я всего лишь три дня - это дело сугубо личное, и никого не касается. Когда все разборы закончились, я, первым делом отоспавшись, залез в интернет и перечитал краткую историю Великой Отечественной Войны. Мы победили. Но, победили на восемь месяцев позже, чем в той истории, которую я помню. Победили на сотни тысяч, а может и - миллионы жизней позже. Когда все пошло не так? Если не считать моего появления, оставшегося историей практически незамеченным (несколько упоминаний об отряде Алексея Найденова, убившего первого рейхскомиссара Украины Эриха Коха, я все же нашел), то отличия начались с Курской дуги. Не зря... Ой, не зря я видел тот сон! Только, это был не сон. Это я видел, как изменялось само время. В общем, контрудар немцев под Курском оказался неожиданностью для Красной армии. Точнее, даже не неожиданностью. Советское командование ожидало удара немцев, но... Наступление ожидалось немножко не в том месте, где оно произошло на самом деле. До последнего момента в Ставке велись споры об этом. Были и правильные точки зрения, но однозначного подтверждения, а следовательно - и поддержки, они не получили. В результате, немцам удалось прорвать фронт и, организовав небольшой котел, снова прорваться на восток. Недалеко. Километров двести-триста, но и этого оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы задержать Красную армию. Достаточно для того, чтобы еще сильнее укрепить оборону, в том числе - и на правом берегу Днепра. Сколько жизней потребовалось, чтобы преодолеть последствия моего вмешательства - я старался об этом не думать. Иначе, можно сойти с ума. Я действовал по обстоятельствам. Я воевал и не прятался за спины других. Делал, что мог... Я убил палача, загубившего тысячи невинных жизней. Того, кто должен был загубить еще тысячи. Точка.
В моей жизни, несмотря на все изменения истории, практически ничего не изменилось. Те же родители, та же квартира, та же работа... Только исчез один из моих друзей, и никто не помнил о нем. Никто вообще не знал о его существовании. Зато, появились два новых друга... Вот и все перемены в моей жизни. Внешние перемены. А внутренние... Это - слишком личное.
Ознакомительная версия.
