Ознакомительная версия.
Что ж, гостиницу посольские действительно подыскали неплохую. Пусть не Букингемский дворец, на что наивно надеялись Томас Шепард и Роберт Шойман, но вполне достойно. Скромное обаяние солидной, аристократической обстановки, вышколенный персонал, приличный выбор напитков в баре и боевики «Фронта освобождения» в качестве охраны. Эти ребята считались благонадежнее полиции и солдат Сил Самообороны, все как один добровольцы, убежденные патриоты, не имевшие никаких заслуг перед прежней властью.
Сразу после обеда, перемежавшегося длинными заунывными тостами приглашающей стороны, Чарльз Стоун, выяснив у генерал-лейтенанта Шепарда, что на сегодня точно ничего серьезного не назначено и нужных людей не будет, отправился на прогулку. С собой Чарли взял только Роберта Шоймана. Обоим англичанам не терпелось пройтись по улицам Лондона, вдохнуть полной грудью сырой, напитанный туманами воздух Альбиона, вспомнить молодость, давно канувшие в Лету времена.
Сборы были недолги. Переодеться в штатское, спуститься в холл и, быстро сориентировавшись в обстановке, выскользнуть через боковой выход. Вот и родная земля! Пока группу американцев везли в отель, все это было не то. Чарли чувствовал себя гостем в какой-то далекой стране, а не вернувшимся домой после долгого отсутствия. Атмосфера была не та. И вот теперь, когда Чарльз неторопливым шагом брел по старинным лондонским мостовым, на него буквально обрушились воспоминания.
Да, все это уже было. Когда-то давно, в прошлой жизни. Четверть века прошло, а все как будто происходило вчера. Вездесущие лондонские кебы. Постоянная деловая суета Сити. Заметные издалека каски полисменов. Нарядные дамы и одетые в солидные костюмы джентльмены, прогуливающиеся по аллеям парков. Проносящиеся по улицам автомобили. Старый, вечный Лондон. Столица империи.
Чарли вспомнил, как он с Дэном Мазефильдом вырвались в увольнение, пошли на футбол, после матча попали в большую драку между болельщиками и в итоге загремели в полицию. Весело было. Первые месяцы войны. Проклятое лето сорокового года. Мы тогда только-только первый раз получили по носу: Дюнкерк, операция «Динамо». Первое столкновение с реалиями войны. Какие мы тогда были наивные! Поражение ничему нас не научило. Англия еще чувствовала себя уверенно. Заводы клепали танки и самолеты, потоком гнали пушки и пулеметы взамен потерянных на Континенте. Империя была сильна, колонии и доминионы поставляли не только сырье, но и солдат. Флот контролировал океан, над Британской империей не заходило солнце.
Первый звоночек. Уже потом, через много лет, Чарльз понял, что Дюнкерк был первым услышанным предупреждением. В действительности сигнал был получен еще до Франции. Провал нашей авантюры с бомбежкой Советов. Воздушные бои над Закавказьем и Месопотамией. Поражение экспедиционного корпуса в боях с ордами русских. Русские бомбардировщики над Суэцем и Палестиной. Та далекая авантюра, второстепенное поражение, отступление из Персии были забыты, заглушены событиями в Европе. Арденнский прорыв немецких танковых дивизий, неудачные контратаки французов, отступление из Бельгии казались куда важнее неудачной попытки проучить русских медведей.
Глупая ошибка, приведшая к катастрофе. Идиотская переоценка своих сил, бросившая потенциального союзника в объятья нашего врага. Такие промахи дорого стоят. Правильно сказал один из великих: это хуже, чем преступление, это ошибка!
Четверть века прошло, а Британия до сих пор платит за глупость своих генералов и политиканов. Гуляя по городу, Чарли и Роберт чуть ли не на каждом углу натыкались на следы последней войны. Даже в центре еще встречались развалины и следы штурма. Много брошенных, пустующих домов. Мостовые в центре закатаны в асфальт, улицы расширены, причем возникает ощущение, что ширину дорог увеличивали за счет разнесенных немецкими снарядами и бомбами домов. Новостройки встречаются крайне редко. После войны даже не хватило сил на восстановление старых домов, не то чтобы строить новые. Да и не для кого строить. Сейчас в Лондоне и пригородах живет не больше полутора миллионов человек.
Ближе к вечеру друзья завалились в первый же попавшийся паб. Полученные сегодня впечатления требовали вдумчивого осмысления за кружкой доброго английского эля.
— Чарли, я раньше не знал, я не верил, что такое возможно, — потерянным голосом пробормотал Роберт.
Друзья пристроились за столиком у окна с противоположной от двери стороны зала. В заведении было тепло, сухо, играла негромкая музыка. Двое опрятного вида официантов обслуживали немногочисленных посетителей. Как заметили нынешние американцы, ресторанный бизнес в Лондоне переживал не лучшие времена. Впрочем, через пару дней выяснилось, что в действительности первое впечатление оказалось обманчивым, — чуть раньше все было гораздо хуже.
— Ты говоришь: мы здесь, в Лондоне, спокойно пьем пиво, гуляем по улицам. И ты этому не веришь?
— Нет, Чарли, ты тоже не понимаешь. Моя родина порабощена. Я безродный иммигрант. Беженец. Мои родные… — Роберт тряхнул головой, скривился, потянулся за сигаретой, бросил пачку на стол и издал саркастический смешок. — Родители пропали без вести. Сестра погибла в Ковентри. Не добежала до бомбоубежища. Жены у меня нет. Дети. Дети если и есть, то я их и в глаза не видел. А вот оба дяди и прочая родня пережили оккупацию и депортированы в Израиль. Живут, работают, внуков воспитывают где-то в Тель-Авиве. Понимаешь, я — англичанин — подохну под забором, как безродный пес, и некому будет за могилой ухаживать, а моя родня уже не англичане, они стали настоящими евреями. И они считают меня недочеловеком, паршивым гоем! Понимаешь?!
— Послушай, но ведь ты тоже еврей.
— Я англичанин! — с нажимом произнес Шойман. Глаза подполковника метали молнии.
— Это проклятый Гитлер, это американские сволочи пытались сделать меня евреем. Уроды! А я был и остался англичанином.
— Тише, — Чарльз положил ладонь на руку товарища, — на нас обращают внимание. Соблюдай приличия.
— Приличия, — скривился Шойман. — Я всю жизнь мечтал вернуться домой.
Глядя на друга, Чарльз чувствовал, что Роберт прав. Человек любил свою страну, любил свою родину, свою старую добрую Англию. Вспомнилось, какими глазами Шойман глядел на неряшливые руины Лондона, на пустые глазницы заброшенных домов, широкие и малолюдные улицы. Странно, о себе Чарльз не мог сказать, что он действительно англичанин. Он раньше был англичанином, потом стал американцем. А сейчас? Стоун не знал, кто он сейчас: не англичанин, не американец, не исландец, а не пойми кто. Только в душе пустота и невнятная грусть, как будто что-то потерял, а что, сам не знает.
Ознакомительная версия.
