Изабо терялась в догадках и додумалась даже до того, что Бургундец разгадал её тайные замыслы. Это пугало её несколько дней, до тех пор, пока в один из вечеров он вдруг не явился в покои королевы со странной смесью тревоги и азартного возбуждения на лице. С таким лицом коротышка вряд ли пришёл бы высказывать претензии и, уж конечно, он бы нисколько не тревожился, вздумай сообщить Изабо, что ничего у неё не выйдет. Нет. Так он мог прийти только затем, чтобы что-то выведать или сообщить. Поэтому, коротко глянув на лицо посетителя, Изабо мгновенно успокоилась.
Она как раз слушала в тысячный раз «Книгу о граде женщин» Кристины Пизанской и щекотала длинным пером мордочку хорька, недавно подаренного ей папским посланником. Хорёк скалил маленькие острые зубки, хватая перо сквозь прутья своей клетки и отчаянно скрёбся короткими лапками с крошечными белыми коготками. Изабо, вроде бы бесстрастно наблюдала за тщетными попытками зверька выбраться и защититься от назойливого пера, но игра эта явно доставляла ей удовольствие.
– Как женщина, ты должна была бы испытывать жалость к нему, – сказал герцог после того, как читающая фрейлина захлопнула книгу, согнулась перед ним в поклоне, и быстро удалилась по знаку королевы.
– Это животное существует для моего удовольствия, – лениво заметила Изабо. – Захочу пожалеть – пожалею. А пока мне хочется играть.
Она ткнула пером прямо в нос хорька и, не поднимая на герцога взгляда спросила:
– Зачем ты пришёл? Что-то случилось?
Вместо ответа герцог пересёк комнату, посмотрел в окно, затем вернулся, сел напротив Изабо, через стол рассеянно запустил руку в серебряную чашу с засахаренным миндалем, который королева последнее время потребляла в огромных количествах, и, набрав полную горсть, ссыпал орехи в рот.
Изабо с отвращением наблюдала, как он перемалывает её угощение, но выражение на лице сохраняла самое благожелательное. Предстоящий разговор обещал быть интересным. И хотя герцог вёл себя так, словно вообще ни о чём говорить не собирался, всё же, связанная с ним несколькими годами общих устремлении, Изабо уже научилась различать тонкости его настроения. Тот факт, что он явился к ней в покои без предварительной договорённости и даже без свиты, с которой предпочитал теперь ходить повсюду, ясно говорил о том, что случилось что-то важное. И это важное касается их обоих. Поэтому королева терпеливо ждала, когда миндаль в пасти герцога перемелется, а сам он придумает, наконец, с чего начать разговор.
– Ты стала много говорить о герцогине Анжуйской. Почему? – спросил Бургундец, сделанным безразличием выковыривая из зубов остатки сахара.
Изабо с тем же безразличием пожала плечами.
– А ты предлагаешь о ней забыть?
– Нет, конечно. Но я думаю, что у твоего Шарля хватает и других советников, которым можно предъявить претензии. Де Жиак, Ла Ир, дю Шастель…
– Не забывай, всех их позвала она.
– Пусть так. Но для женщины, которую я давно знаю, которая добилась своего и может вновь предаваться удовольствиям, ты ведёшь себя слишком агрессивно. И я хочу знать, в чём причина?
– Времена удовольствий прошли, Жан, – вздохнула Изабо, отбрасывая перо. – Но если тебе неприятно.., если ты боишься, что я собираюсь играться с кем-то ещё, кроме этого хорька, изволь, я забуду про герцогиню.
Бургундец раздражённо заёрзал на стуле.
– Я ничего не боюсь, Изабо. В деле управления страной ты мне не соперник. Но мне важно знать причину твоей ненависти к мадам Иоланде.
Изабо вскинула брови.
– Ненависти?.. Но кто тебе сказал, что я её ненавижу?
– У меня есть собственные уши и глаза. Они и говорят.
– Но я ничего особенного к ней не испытываю! Да, любви особой нет, но нет и ненависти. Только, вполне понятная неприязнь…
– Не лги!
Герцог повысил голос и королева напряглась. «Неужели, – подумала она. – Неужели он клюнул и готов сцепиться с Анжуйской мадам, только ищет достойный повод? Что ж, ваша светлость, тут я вам охотно помогу…»
– Ну, хорошо, – с неудовольствием откинувшись на спинку стула, Изабо тоже повысила голос. – Если это так важно, я скажу… Хотя, воспоминание не из приятных… Какое-то время назад она прислала мне совершенно хамское письмо. Так со своей королевой не обращаются…
– Про письмо я знаю. Что ещё?
– А, разве этого мало?!
– Что ещё, Изабо?!
«Ого, – подумала королева, – кажется всё действительно серьёзно».
Она прикрыла радостно сверкнувшие глаза рукой, демонстрируя, как тяжело открывать ей горькую правду, и еле слышно выдавила:
– Моя фрейлина, мадам де Монфор была её шпионкой.
А сама подумала: «Если твой интерес не тот, что я жду, ты сейчас рассмеёшься».
Но герцог молчал. И, выждав немного, Изабо опустила руку, тряхнула головой и с обидой, смешанной с вызовом, спросила:
– Ну, что же ты не смеёшься?
Она хотела добавить ещё и фразу о том, что шпионство Бургундца всегда забавляло, однако, слова застряли в горле. Коротышка, хоть и не веселился, зато смотрел с таким ликованием, словно услышал о капитуляции Монмута или дофина.
– Что же могла знать о тебе мадам де Монфор? – спросил он нетерпеливо.
– Ничего особенного, – проговорила королева, не сводя глаз с лица герцога. – То, что знала она, известно теперь любой прачке в королевстве.
– Это ты про шевалье? Мадам де Монфор привела к тебе Бурдона?
Губы Изабо искривились, то ли от горечи, то ли от презрения.
– Нет! – Отрезала она. – Шевалье ко мне привела сама герцогиня… Ловко, правда? И вполне достаточный повод для ненависти.
И тут герцог захохотал. Изабо ни разу не слышала, чтобы Бургундец смеялся с таким удовольствием. Под тяжёлыми черепашьими веками даже выступили две слезинки, утирая которые он пару раз повторил: «Ай да, герцогиня! Вот чёртова баба…»
Растерявшаяся Изабо не знала, как ей себя вести и, что думать. Она ждала чего угодно, только не этого хохота, причину которого необходимо было выяснить немедленно, чтобы понять – собирается Бургундец воевать с мадам Иоландой, или выспрашивал всё для того, чтобы вернее с ней подружиться?! Вот была бы незадача… Но, как его спросишь? Этот дурацкий хохот всё перепутал в голове Изабо, мешая сосредоточиться…
– Я не понимаю.., – пробормотала она и тут же осеклась.
Показывать растерянность было нельзя! Следовало немедленно взять себя в руки, чтобы не упустить этот важный момент и не дать герцогу возможности просто повернуться и уйти, отравив её долгое выжидание сомнениями и неясностью… Годы власти, связанные с бесконечным притворством, научили её беспроигрышному ходу, поэтому королева выпрямилась на стуле и холодно потребовала:
– Извольте прийти в себя, герцог. Не забывайте, кто перед вами и объяснитесь!
Продолжая смеяться, Бургундец встал и шутливо поклонился.
– Прошу прощения, мадам. Но меня рассмешило то, как сильно вы недооценили её светлость. Вам бы благодарить герцогиню, а вы ненавидите.
– Вы что?.. Вы насмехаетесь?!
– Ничуть. Но во всём королевстве не нашлось никого другого, кто смог бы разозлить вас так изощрённо и ловко, как это сделала она. И теперь, мадам, вы та самая женщина, которая ДОЛЖНА хотеть погубить Францию!
Герцог, наконец, перестал смеяться и, встав перед Изабо, упёр руки в бока.
– Она делает из вас легенду, ваше величество. Но не волнуйтесь, теперь, когда у меня всё сложилось, я получил против мадам Иоланды такое оружие, которое спутает все её планы…
Он немного помолчал, окинул Изабо насмешливым взглядом, а потом добавил:
– Или мы вместе сотворим-таки великое чудо, раз уж всё так отменно подготовлено. Мадам герцогине теперь некуда деваться, и ей Богу, Изабо, ради такого я готов пожертвовать даже тобой. Но, – добавил он с откровенной издевкой, – утешением нам обоим должно служить то, что ты навеки войдёшь в историю, как новая Мессалина!
Герцог снова низко поклонился и, пожелав её величеству приятного вечера, ушёл, не считая нужным что-либо ещё объяснять. А Изабо так и осталась сидеть, глядя ему вслед. Хищник в ней испуганно поджал хвост, потому что охотник внезапно выстрелил из какой-то непонятной засады, и не в жертву, а в него самого. И теперь уже следовало наносить свой удар так, как подсказывал инстинкт выживания.
Королева нервно позвала фрейлину.
– Велите прислать моего секретаря, и побыстрее!
Потом вскочила, достала бумагу, перо и, брызгая во все стороны чернилами, написала: «Сударь, однажды вы не выполнили своего обещания и теперь должны мне услугу. Извольте явиться так скоро, как только сможете, и выплатите свой долг».
А когда секретарь пришёл, королева тоном, ясно дающим понять, что поручение крайне срочное и важное, повелела:
– Немедленно отыщите мне господина де Ла Тремуй!
(Февраль – март 1419 года)Жорж де Ла Тремуй, увидев через окно въехавшего во двор верхового с королевским гербом на груди, побледнел, попятился и едва не свалил стул, с которого только что поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал.
