В Чёртовом Бору нам очень советовали не идти к старухе Рихо поздним вечером, а спокойно дождаться утра и отправиться к ней спозаранку. Но постоялого двора в деревне не было, а заботливые поселяне мигом утратили всё своё добросердечие и расползлись по домам, когда было спрошено, у кого из них можно остановиться на ночлег. Предложение заплатить за постой повисло в воздухе: когда оно прозвучало, главная деревенская улица уже была пуста. Мы сунулись в один дом, самый большой: там, ссылаясь на крайнюю бедность, нам посоветовали обратиться к соседям. У соседей нас встретил такой же приём. Когда мы уходили, кто-то за нашей спиной пробормотал вполголоса: «Проклятые франки...»
Мы стояли посреди пустой деревенской улицы. Тибо вполголоса бормотал ругательства, а дело меж тем близилось к ночи.
– Ничего мы тут не добьёмся, господин Андрэ, – высказался мой слуга в перерывах между ругательствами, – видать, шибко они чужаков не любят. Особливо франков.
Мы потащились на выселки – где, собственно, и жила ведьма.
И вскоре уже стучали в дверь низенькой, наполовину вросшей в землю халупы.
Внутри дома послышалось какое-то шевеление. Шарканье. Звяканье. Заскрипев, дверь приотворилась. Кто-то выглянул наружу. Говорю «кто-то», потому что в поздних сумерках нельзя было ни разобрать лица выглянувшего, ни даже определить, кто это: мужчина или женщина. Смутное белое пятно – вот всё, что мы видели. Обитатель (или обитательница?) дома молча пялился на нас. Тибо молчал – то ли потому, что оробел, то ли потому, что идея постучаться ночью в дом ведьмы принадлежала мне. Становилось ясным, что и объясняться с ведьмой придётся мне же.
– Ммм... – глубокомысленно начал я. – Скажите, здесь живёт женщина по имени Рихо?
– Может, и здесь, – ответил нам из темноты старушечий голос. – А вам-то что за дело?
– Да вот за помощью к вам обратиться хотели.
– За помощью? За какой такой помощью?
– Рихо – это ты?
– Ну я.
– Говорят, ты во всяческих порчах разбираешься, – встрял Тибо, – и в проклятиях тоже. Вот на господина моего порчу навели – снять надобно.
Старушка подумала. Мы терпеливо ждали её суда.
– А где господин ваш?
– Так вот же мой господин! – радостно объявил Тибо. – Перед вами стоит!
Неопределённое белое пятно повернулось в мою сторону.
Некоторое время меня разглядывали.
– Ладно, – смилостивилась старушка. – Заходите. Лошадей вон там привяжите. – И, махнув куда-то вправо, скрылась в доме.
Привязав лошадей, мы вошли внутрь. Переднюю часть помещения отделяла ветхая, составленная из множества лоскутков занавеска. За занавеской находилась комната побольше, худо-бедно освещённая пламенем очага и мерцанием двух огоньков, тлевших в плошках с жиром.
Сама ведьма оказалась маленькой сухонькой старушонкой. Была она вся какая-то кручёная-перекрученая: и одно плечо ниже другого, и макушка вровень с горбом, и ногу за собой приволакивает. Платье на ней было холщовое, серое, с железными и глиняными побрякушками, и было этих побрякушек на её платье – до чёрта. Ходила бабка опираясь на длинную рогульку. Зато в доме было чисто, пахло дымом и свежей соломой. Горшки и ступки величественно выстроились на полках.
Старушка жила не одна. В дальнем углу, на кровати, тихо, как мышка, сидела ещё одна женщина.
Я взгромоздился на табуретку, стоявшую перед очагом. Таким образом наши с ведьмой глаза оказались примерно на одном уровне. Тибо мялся у двери.
– Ну, чего встал как истукан? – бросила ведьма моему спутнику. – Сядь туда. – И показала на лавку.
Тибо сел, прислонился спиной к стене и с заметным беспокойством поглядел сначала на ведьму, а потом на неизвестную в дальнем углу комнаты. А ну как начнут сейчас вынимать из него его бессмертную душу!..
– Ну говори, – буркнула старуха Рихо, – что с тобой приключилось?
– Памяти лишился, – бесхитростно ответил я. Старушка поглядела на меня, помолчала. Хмыкнула.
– Что, вот так прямо и лишился?
Я рассказал, при каких обстоятельствах это произошло. Периодически подавал голос Тибо. Я его комментарии слушал с не меньшим любопытством, чем ведьма. Узнал о себе пару новых подробностей. Выяснилось, в частности, что приехали мы с Тибо в Лангедок не просто так. Подробности Тибо не излагал, но когда из его уст вылетели слова «папская булла», я сложил наконец два и два. Убивать еретиков мы с ним сюда приехали. Видимо, Тибо это предприятие было не по нутру (как скорее всего и все остальные предприятия, которые я затевал в прошлом – начиная от участия в крестовом походе), поэтому, когда оказалось, что я ровным счётом ничего о себе не помню, он посчитал излишним обременять мою память нежелательными подробностями. Ведьма раскусила его в два счёта. Неудивительно. В отличие от меня она была в курсе здешних политических событий. Тибо продолжал юлить: упорно не признавал, что наша цель – убивать инакомыслящих. В том числе и таких, как горбатая старушка Рихо. Ведьму это почему-то развеселило.
– Все б вы памяти лишились, окаянные, – подытожила она. – Может, тогда б жизнь людская наладилась.
И повернулась спиной к Тибо.
Тибо побагровел. Рука его придвинулась к рукояти топора, который мой слуга носил у пояса. Придвинулась и отодвинулась. Видимо, Тибо сообразил, что управится со старушкой и без помощи топора. Делов-то всего: взять за шею, тряхнуть как следует...
– Сиди! – бросил я ему.
Старуха угрожающие поползновения моего слуги проигнорировала.
– Правду твой человек говорит-то? Или брешет?
– У тебя со слухом как? – поинтересовался я. – Сказал же: ничего не помню.
Ведьма хихикнула.
– А вот помогу я тебе, – проскрипела она, – вернётся к тебе память и зарубишь ты глупую старуху без всякой христианской жалости, да и домик мой спалишь. Ась?
Сказанное настолько точно совпадало с планом действий, изложенным Тибо перед поездкой к ведьме, что я почти поверил в её колдовские способности. И уже открыл рот, чтобы пообещать ведьме, что мы не станем поджигать её дом, но вдруг представил, насколько глупо прозвучит эта фраза. Надо же, облагодетельствовал! Не зарезал! Дом не спалил!
Когда не знаешь, что ответить, – спрашивай сам.
– А ты мне поверишь, если скажу, что мы не станем тебя убивать?
Ведьма подошла поближе. Протянула костлявую руку, взяла меня за подбородок. Посмотрела в глаза. Пахло у неё изо рта дерьмово, но я стерпел.
Будто прочитав в моих глазах что-то интересное, ведьма ухмыльнулась. Убрала руку.
– Поверю. Ненависть, господин мой, – чёрная отрава. Она жжёт и других, и того, кто её носит. Учуять её легче лёгкого. Но в тебе её нет. Потому я тебе поверю.
Старуха отошла, взяла плошку с тлеющим огоньком, поставила на стол и добавила задумчиво:
