Он больше не держал ее. Будто дразня возможностью бегства, отступил подальше.
— Хотите проверить, как действует? Подойдите ко мне!
Она сделала, как велено — ослушаться даже в голову не пришло.
— Расстегните верхнюю пуговицу.
Пальцы сами собой поднялись к горлу. Не было ощущения, что кто-то силой понуждает мышцы сокращаться или ломится в разум, дергая за ниточки воли — Лена делала то, что делала, потому что не могла иначе. И в то же время точно знала, что не хочет этого. Не хочет подчиняться.
— Теперь вторую, — приказал рэйд.
И Лена опять послушалась, ужасаясь сама себе.
— Довольно. Застегнитесь, — он говорил резко и сухо. — Как отпираются потайные двери?
— Надо сказать "Откройся".
— Где еще есть ходы?
— В библиотеке. В спальне…
— Моей или вашей?
— Моей, — отозвалась Лена.
Правильнее было сказать — Леннеи, но это требовало усилий, а совершать усилия не хотелось.
— Очень хорошо, — рэйд усмехнулся, — Да, я больше не маг, но изготовлять артефакты не разучился, а зарядку взял на себя мой секретарь. Он способный юноша и очень старательный. Могу заверить, слабых мест в этом энтоле нет.
Рэйд взглянул на Лену, словно ждал какой-то реакции.
— Зачем?.. — спросила она.
— Вы больше не сможете сбежать. Не причините вреда ни себе, ни мне, ни моим людям, а когда настанет время предстать перед лицом Истины и произнести брачные клятвы, вы скажете "да". Идемте, я провожу вас в новые покои. Смею надеяться, без потайных ходов.
Повинуясь его жесту, Лена направилась к дверям. Казалось, в животе у нее шевелятся змеи — целый клубок черных холодных змей.
— Послушайте… — вздохом слетело с губ.
В голове уже складывалась речь: "Я из другого мира, и нам с вами нечего делить. Если хотите, я буду притворяться вашей невестой, пока вы ее не вернете — мне не трудно. И браслет не нужен". Но слова почему-то не хотели выговариваться.
Дион остановился, вопросительно повернув к ней голову, и Лена тоже остановилась. Сердце билось так, словно она пробежала марафон, в висках бешено стучала кровь.
Нет, она все-таки скажет! Пусть он не поверит, пусть сочтет ее сумасшедшей… Все, что угодно, лучше, чем это слепое подчинение.
— Я не… — воздух в горле стал куском стекла, твердым и острым. — Не… не могу…
Темный коридор за дверями начал куда-то проваливаться.
— Что с вами, Леннея? — рэйд мягко поддержал ее под руки.
Стекло в горле обернулось льдинкой и растаяло.
— Голова закружилась, — прошептала Лена. — Наверное, от счастья.
Дион беззлобно хмыкнул. Значит, сарказм ей разрешен.
Как только Лена оставила попытки признаться в своем иномирном происхождении, ей сразу стало легче. Физически. Но в душе разлилась мертвящая тоска. Лена не замечала, что по щекам катятся слезы, пока рэйд не сказал:
— Не плачь, девочка, — и сочувствие в его голосе было хуже пощечины. — Никто из нас не свободен. Смирись, так будет проще.
Дион
Поспать этой ночью так и не удалось. Сначала, прихватив с собой Лютена и пару лакеев, он наскоро осмотрел потайные ходы, цепенея от мысли, что все это время каждое его слово могло стать достоянием чужих ушей, а дом был открыт для убийц, воров и лазутчиков.
Лютен оправдывался, твердя о родовой магии, которая слушается лишь хозяев, хотя это явно был не тот случай, и о необыкновенно сильных скрадывающих узорах, затмивших ему глаза. Восемнадцатилетний мальчишка — конечно, опыта не хватает. Но Дион ему верил. А это важнее мастерства.
Только Леннею в итоге едва не прошляпили. Пара умельцев, сопливый да калечный…
Казалось, в груди засел ржавый гвоздь. Как бы искусны ни были прежние маги ин-Скиров, Дион был уверен, что сумел бы учуять пустоты в стенах и разглядеть орнаменты прикрытия. Если бы Аспер Дювор не забрал с собой в могилу его дар.
Но у всего есть цена. Дион жив, а душа Дювора стынет в ледяной бездне льгоша. Убийцы заплатили по счетам. И это того стоило.
Все-таки жаль, думал Дион, что в свое время ему не пришло на ум поискать в замке секретные ходы — просто из любопытства. Здание старое, с историей, поблизости руины имперских времен. Он же играл среди этих руин с детьми слуг, спускался в дышащие тьмой и сыростью провалы, рискуя свернуть себе шею. Тогда его дар только просыпался. А потом в жизни не осталось места для мальчишеских фантазий…
Зато сейчас в голове кружился рой вопросов и самых немыслимых предположений. Кто и для чего так заботливо обустроил подземное пристанище? Что это за зеркало в обрывках узоров, которые поставили Лютена в тупик? Нет ли тут связи с исчезновением отца? А может, и с побегом деда…
Под утро они с Лютеном спустились в темницу ин-Скиров, в кое-то веки не пустовавшую, чтобы допросить прощелыгу, который подбил Ханно на кражу. Заурядный жулик, как и сказал Лютен. Не рыжий, не рябой, не хромой — черноволосый молодчик одних с Дионом лет. Кличка Уж. Кто бы мог подумать, что он в самом деле явится к дубу у пруда и полезет в дупло — будто нарочно для того, чтобы попасть в засаду.
Дифены с него содрали прямо на месте. Семь штук, и только два оказались действующими: для обмана защитных узоров и для сокрытия внешнего облика. На отвод глаз, как выразился сам вор. Остальное — пустышки, проданные из-под полы ведьмой-мошенницей. На удачу, на ловкость рук… Обычная дребедень для глупцов, путающих магию с суеверными бреднями.
Дион прошелся по камере, мрачной, но сухой и чистой, взглянул на маленькое зарешеченное окошко над головой и обернулся к секретарю, как раз успевшему растолкать узника:
— Печати проверил?
— Печати? У этого? — Лютен, похожий на черного нахохленного журавля, виновато кашлянул: — Не подумал, элдре.
И бросился исправлять ошибку.
Дион поглядел, как он суетится вокруг вора, и не выдержал:
— Ты что, рисуешь все десять проверочных узоров? Используй единую формулу Гейра.
Мальчишка закусил губу:
— Сложно очень — с недосыпу…
— Упражняться надо больше, — буркнул Дион.
Нужные узоры сложились в уме за пару секунд. Кинуть бы их на вора, как сеть… Он подавил вздох.
— Ладно. Делай, как знаешь.
Полчаса на проверку, еще четверть часа на взлом.
Вор не мог вырваться, только щурил глаза, кривил щербатый рот, нервно вихляя тонким гибким телом. В самом деле — Уж. Свет из окошка падал на узкое плутоватое лицо, без жалости выставляя на показ следы оспы на нездоровой коже желтовато-глиняного оттенка. Зрачки вора бегали, ресницы дрожали.
И этот человек подрядился выкрасть реликвию имперских времен?
Но печатей на нем было слишком много. Больше, чем Дион видел на ком-либо. И поддались они слишком легко…
— Все свежие, — пробормотал Лютен. — Вот интересная. Должна способствовать заживлению ножевых ран. А у этой странная формула… Если я правильно понимаю, стирает память. При некоторых условиях. Хорошо, не убивает…
Последняя печать, и вор оказался свободен. Передернул плечами, будто проверял, слушается ли тело, и загундосил в нагловато-жалобной манере, глотая слова:
— Э, эм-рэйды, за что Ужа убивать? Уж плохого не делал. Погулять вышел, воздухом подышать, птичек послушать. Нельзя, так нельзя. Извиняйте, не знал. Чего ж сразу в кутузку? Ты б, эм-рэйд, Ужа отпустил. Уж в долгу не останется…
Лютену в лицо бросилась кровь.
— Кто велел тебе выкрасть кольцо? — выкрикнул он.
— Кольцо? Какое кольцо? — оскалился вор. — Уж чужого не берет!
Лютен оглянулся, зло блестя глазами цвета ежевики.
— Разрешите поднажать, элдре?
Едва Дион кивнул, руки молодого мага взлетели, сплетая невидимые узоры. Вор застыл, отчаянно тараща влажные глаза. Дион прислонился спиной к холодной стене, скрестил руки на груди. Хотелось спать. Вору, кажется, тоже. Его лицо постепенно расслабилось, веки опустились.
— Ладно, Уж, — сказал Дион. — Давай рассказывай, из какой норы ты выполз?
