как узнал, что на поправку, сразу перестал, да и ранения нет, куртка, то есть имущество, испорчена, ну и сам факт выстрела, а то, что головой вы ударились, это, конечно, отягчающее статью обстоятельство, но не решающее. По партийной линии, наверное, его пропесочат, выговор вроде как обещались влепить.
— Хорошо. А с Екимовой что?
— Да с ней всё ясно, говорил же Наде, чтобы язык свой за зубами держала, — сокрушённо вздохнул Матюшин. — Загуляла ваша сотрудница, дело молодое.
Травин улыбнулся.
— А как узнали, что загуляла?
— Так оставила записку, что уходит, вот этот Лакоба и взбеленился — в записке-то не указано, к кому, решил, что вы её увели. Родственников у неё нет, все в Гражданскую померли, живёт одна, точнее, с этим Лакобой, по его просьбе ищем.
— Значит, записку оставила? Сама написала?
Матюшин важно кивнул.
— Евсей Венедиктович, криминалист наш, уверяет, что сама, почерк сличили с ордером на вселение. Вы уж извините, товарищ, это дело следствия, я понимаю, вы лицо пострадавшее, но больше рассказать ничего не могу. Жду вас завтра в девять, вот повестка, — он вытащил из папки бланк, вписал дату и время, — много времени это не займёт.
— Хорошо, — Травин встал. — Вы же понимаете, что я за прогулы уволить её могу? А если человек и вправду в обстоятельства попал, пострадает впустую.
Следователь виновато улыбнулся, развёл руками.
Матюшин ни по каким особо важным делам после обеда не поехал, вернулся в суд, кабинет молодому следователю достался тесный и без окон, сделанный из бывшей кладовой, тусклая лампа на потолке давала обманчивое ощущение света, выручала настольная, с синим абажуром. Дело Травина за несколько дней переросло в увесистую папку, восемь свидетелей были опрошены, один подозреваемый — допрошен, к допросу прикололись пять листов характеристик из партийной ячейки, псковского таможенного отделения Наркомвнешторга, погранотряда и окркомхоза. Все как одна, словно под копирку, утверждали, что Леонтий Зосимович Лакоба был и остаётся верным ленинцем и отличным специалистом. Потерпевший Травин умудрился упасть возле почтамта, одиннадцать фотографий, на которых он выглядел совершеннейшим покойником, были сделаны телеграфистом до приезда кареты скорой помощи. Опять же, у потерпевшего тоже были характеристики, и тоже такие, что хоть сегодня в окрсовет его.
Рядом с делом Травина следователь положил другое, в намного тоньше — Глафира Прохоровна Екимова, девяносто восьмого года рождения, русская, из мещан, работница Псковского почтамта. В папке не было хвалебных характеристик, берущих за душу протоколов и жутких фотографий, только лист допроса Лакобы, записка, оставленная женщиной, и приколотый к ней отчёт криминалиста. Матюшин прикрыл глаза, с минуту сидел, откинувшись на спинку стула, а потом решительно положил одну папку на другую. Словно соединил судьбы двух людей.
— Когда мне сказали, Серёжа, что ты почти умер, я почувствовала, словно и во мне что-то умерло, словно частичку меня положили в сырую землю. Иногда я думаю, что нас судьба связала, понимаешь?
Варвара Лапина стояла у окна, глядя куда-то вдаль, по мнению Травина, там ничего интересного не было, обычный деревенский пейзаж. Сам он сидел за столом и смотрел на неё. Тонкие черты лица с брызгами веснушек, большие густо-зелёные глаза притягивали к себе взгляд, платье по последней моде скрывало большую часть изгибов фигуры, но они были, это он точно знал. Несмотря на то, что Варе было уже за тридцать, выглядела она гораздо моложе.
— Не драматизируй, — сказал он, — сейчас я жив и здоров.
— Но этот человек, который в тебя стрелял, жуткий, ужасный тип, он в следующий раз может не промахнуться, и тогда я тоже умру, — гнула свою линию Варя. — Если себя не жалко, подумай обо мне.
Последний раз, когда они виделись, она заявила, что между ними нет ничего общего и быть не может. Правда, это происходило не единожды, и обычно примирение заканчивалось в постели, после чего они снова терпели друг друга какое-то время. Такие отношения Сергея устраивали, несмотря на вздорный характер, Варя была умной и начитанной, они отлично проводили выходные — ходили в местный академический театр, где часто давала представление ленинградская труппа с Вивьеном и Меркурьевым, гуляли по городу — Лапина, которая родилась под Псковом, знала здесь каждый уголок и отлично умела рассказывать, ели блины на улице Троцкого и очень вкусные пельмени в небольшой чайной возле вокзала, смотрели фильмы в кинотеатре «Коммуна». Там же они в первый раз поцеловались, на картине Фридриха Эмлера «Парижский сапожник». Но прожить с ней всю жизнь — этого Сергей делать не собирался.
Варвара наконец отвернулась от окна, тряхнула рыжей шевелюрой, поводила глазами по комнате, следя за Сергеем и думая, что тот в этот момент решает, что должен сделать — упасть на колени и попросить прощения, или схватить в охапку и поцеловать. Обычно происходило второе, но она всё-таки надеялась на первое.
— О своей Глашке думаешь? — неожиданно грубо сказала она. Переход от экзальтированной барышни к циничной видавшей виды женщине произошёл мгновенно.
Сергей встал, молча посмотрел на неё.
— Прости, — сказал он, — у меня дела. Спасибо, что зашла проведать.
— Ты ещё пожалеешь, — Лапина схватила меховой полушубок, выбежала из избы.
— Ага, — вслед ей сказал Травин. — Вот сейчас и начну. А ты, пигалица, слезай с чердака, ещё раз будешь подслушивать, уши надеру.
Варю он встретил зимой в коридоре школы, куда пришёл устраивать Лизу, учительница математики была привлекательна, мужским вниманием не обделена, но причина их отношений была в другом, хотя Лапина об этом не догадывалась. Она была очень похожа на совсем другую женщину, с которой Сергея Травина, ещё того, настоящего, когда-то действительно связывала судьба. Или то, что её заменяет.
5 апреля 1918
Выборг.
Паровоз Н2-293 был построен американской компанией Ричмонд Локомотив в 1900 году, и мог тащить за собой восемь пассажирских вагонов и два почтовых. Именно на нём 7 октября 1917 года Владимир Ульянов-Ленин вернулся в Россию, чтобы руководить революцией. Вагоны, потрёпанные и теряющие лоск первого класса, пока ещё исправно служили новой власти, перевозя людей из Петрограда в Гельсингфорс и обратно, на Выборгский вокзал поезд прибывал в четверть третьего по вторникам и пятницам, и стоял четверть часа.
За десять минут до отправления состава, в сквере возле дома Пиетинена, что напротив здания вокзала, Сергей Травин держал за руки рыжеволосую девушку. Они смотрели друг другу в глаза, для этого девушке пришлось задрать голову. Пожилой мужчина в военном френче без знаков различия, стоящий неподалёку возле открытого авто, неодобрительно за ними наблюдал.
— Обещай, что будешь осторожной, — Сергей требовательно стиснул
