четверых Пётр Христианович в Студенцы отправил, а для остальных пришлось конюшню строить недалеко от завода Прасковьи Ивановны Метляевой урождённой Салтыковой. Паша легко договорилась с матерью о продажи Брехту недалеко от этой Райволы большого участка земли, где по приказу Брехта построили большую конюшню и несколько домиков для конюхов. Метляева ему и с лесом помогла и с конюхами – подарила. Ходила довольная, мечта её осуществилась. Не праздна была.
Второй раз Томас Пайркер прибыл уже в марте и опять привёз двадцать великанских лошадей, при этом даже четыре жеребёнка оказалось. Сказал, что выгреб почти всех шайров в Англии и больше за такую коммерцию в ближайшие пять лет не возьмётся. В этот раз вороной масти коняшек было больше, гораздо больше, не четыре, а пять. Их Брехт опять отправил в Студенцы, а под оставшихся в Райволе срубили срочно ещё одну, тёплую с печью, на всякий случай, конюшню. И это не вторая была конюшня, а четвёртая. Среди подаренных конюхов Брехт выбрал самого толкового и поручил ему ответственную работу, ходить по рынкам Петербурга и, при обнаружении, скупать тяжеловозов. За первый месяц поголовье увеличилось в два раза, восемнадцать лошадок удалось прикупить. Вороных опять почти не было, только два жеребца фризы. Остальные: першероны, битюги и прочие французские гиганты – были всех возможных мастей. Фризов Брехт опять отправил в Студенцы и вместе с ними этого проныру. В Москве лошадей всяко-разно продают не меньше, пусть и там пошукает. Тоже удачно съездил, вернулся Ефим Третьяк с двенадцатью разномастными и разнопородными лошадками, и два битюга вороных и один почти вороной, французский першерон, остались в Студенцах.
Потом дело пошло медленнее, но опять тоже, к сожалению, разномастных великанов удалось прикупить. В результате, отбывая на Кавказ, Брехт взял с собой двадцать великанских жеребцов. Всех кобыл, уже стельных, оставили в Райволе. За полгода получилось, что Пётр Христианович купил семьдесят две лошади. Много. Только, вот, денег на это дело, если на серебряные рубли переводить, ушло просто «страшно» много. Без копеек двести тысяч. Огромный дворец можно в Петербурге построить. Нужно с покупками завязывать. Пусть теперь естественным путём табун увеличивается.
Событие восьмое
Раны затягиваются, но шрамы от них растут вместе с нами.
Станислав Ежи Лец, из книги «Непричёсанные мысли»
Как ни медленно двигались, как ни противилась природа, дожди посылая и ветра встречные, а флот расшив добрался до Астрахани. Путешествие заняло месяц почти, если ещё и дорогу от Петербурга к Москве считать. Здесь на юге уже не только календарное лето настало, но и самое настоящее. Жара и духота, и только ветер с моря Каспийского чуть ситуацию исправлял.
В Астрахани задержались на три дня. Всё как всегда, губернатор решил бал устроить для офицеров сводного отряда, что Брехт с собой притащил. Но первым к себе в небольшой домишко, князя Витгенштейна и подполковника Ермолова затащил генерал-майор Попов Павел Семёнович. Петру Христиановичу было чем Попова обрадовать. Когда Александр в очередной, пятый, наверное, раз обсуждал с Брехтом этот его поход, то заикнулся о киргизцах и казаках, мол, их не возьмёшь ли с собой? Вот тут Пётр Христианович и вспомнил, что Попов сетовал, что было бы замечательно создать Астраханское казачье войско. Явно мало одного неполного полка для освоения такого огромного пространства, тем более что добавился кусок земли в несколько тысяч квадратных километров между реками Волга и Урал в их нижнем течении. Александр аргументы выслушал и дал адъютанту команду: подготовить указ о создании такого войска и о назначении генерал-майор Попова Войсковым атаманом Астраханского казачьего войска.
Улыбающийся Павел Семёнович Попов – это зрелище не для слабонервных. Толстый сабельный шрам у Попова начинался со лба и шёл через всё лицо. Даже кончик носа был обрублен. И когда генерал кривил лицо в улыбке, по-другому это не назовёшь, то нос подтягивался к разрубленной щеке, а низ шрама загибался и кровью наливался, становясь ярко-розовым. Глаз правый подтягивался к носу, опускаясь, и усы при этом чуть не вертикально на лице располагались. Жуть.
– Полсотни пластунов Платов выделит? – Попов сам налил шампанского, неизвестно как оказавшегося в этой Тмутаракани, Витгенштейну и Ермолову.
– Обещал через пару недель прислать, – повторил Пётр Христианович.
– Нет.
– Чего «нет»? Вот вечно у вас казаков чего-то да нет? – попытался Брехт пошутить.
– Не сбивай меня, Пётр Христианович. Я говорю, нет, не допустит новое Астраханское казачье войско, чтобы донцы нас на нашей же земле перещеголяли. И я тебе выделю полусотню. И заместителя с тобой отправлю, отличный казак, войсковой старшина Говоров Андрей Андреевич, – и опять «улыбнулся» победно. Ужас ужасный.
– Чем я всю эту массу народу, а главное, коней, кормить буду? – не сильно обрадовался Брехт.
– Кормить? – генерал пошкрябал тот кусок шрама, что на лбу вдавленном. Сабля, или чем там Попова отоварили, видимо, и кость прорубила и вмяла.
– Ну да, мы с собой овса и пшеницы везём в трюмах, но что-то войско быстро разрастается, а там, в Дербенте, тысячу коней и почти тысячу военных мне чем кормить?
– Добро. Нам на эту полусотню фураж выделен и денежное довольствие, и от себя трошки добавлю, знатный в прошлом годе урожай был у меня в имении Отрадном, а вечером с Повалишиным пообщаемся, и Андрей Васильевич, уверен, от губернии для своих казачков не пожалеет.
Бал губернатор назначил на субботу, и вся пятница у Брехта оказалась свободной. Оставив войска на Ермолова, Пётр Христианович поспешил в армянскую церковь. Отец Афанасий, или каханна по-армянски, встретил князя Витгенштейна на улице перед храмом, руководил товарищами, что высаживали новые молоденькие кустики самшита. Теперь, обрамлённая этими кустами, асфальтовая тропинка под сотню метров получалась. Саркаваг (дьякон) рядом с мотыгой наперевес выхаживал. Вручив золотой пятирублёвик отцу Афанасию, Брехт поинтересовался у него, нет ли новостей из Крыма от тех садовников, что отправили в прошлом году к дворянам Иннокентию Смоктуновскому, Леониду Брежневу и Семёну Многоухому.
– Есть. Все уже вернулись. За лето соберут ещё пару тысяч молодых лоз и поплывут снова в Крым. Если… денег выделишь, – прищурился священник. Улыбка, наверное. Что с ним, что с Поповым не поймёшь, когда они улыбаются, а когда просто шрам зачесался.
Брехт такой информацией и сам обладал, в феврале письмо пришло от Семёна, что дома они себе построили, виноградники, пусть и не очень большие пока, разбили. А ещё, что рядом, на месте впадении реки Судак в море, строят огромный деревянный терем для принцессы немецкой, но туда никого не пускают. Солдатами всё оцеплено,
