навеса бровей. Вылитый неандерталец.
Короткий замах, удар! И пруток летит в район плеча противника. Но бугай оказался проворен, как его пещерный предок. Отскочил назад и выхватил из кармана пистолет. Я даже разглядел, как хищно сверкнуло потертое воронение в робком свете подъездной лампочки.
Первая мысль — хана! Пришьет сейчас. Времени на раздумья нет. Замах! Я что есть силы запустил железяку в «неандертальца». Туша огромная — не промахнешься. А сам рванул наверх, к чердаку.
Боковым зрением углядел, как пруток глухо стукнул бугая в грудь. Тот охнул и осел. Выпавший пистолет брякнулся о бетон, но к оружию уже тянул руку Серый.
Но и две секунды — это уже шанс!
Я протиснулся вверх по ступенькам между рвущейся с измочаленного поводка собакой и перилами. Откуда только силы взялись, не мальчик давно. Но жажда жизни гнала вперед.
Вот я уже миновал прыжками десяток ступенек. Сейчас заверну в пролет и уйду с линии выстрела. А там и до чердака доберусь.
Будто спиной я видел, как Серый поднимает пистолет и целится. Слышал, как булькает кровавой пеной проклятия бугай, что лежит на стылом полу с проломленной грудиной.
Треньк! — раздался сзади страшный звук. Я сразу понял, что он означает. Лопнул поводок.
Не успел я обернуться, как разъяренная собака повисла у меня на спине, вцепившись в ворот дубленки.
Сука! Уйди, демон! Взмах кулаком. Удар локтем. Хрен там! Не достать «клеща» на своей холке. Очередной замах — и я теряю равновесие.
Вместе с ротвейлером я скатился по ступенькам. Пёс приложился хребтом о твердь. Осознал всю боль и, взвизгнув, метнулся в сторону родной квартиры. В это время перепуганная девчушка справилась с дверью и распахнула ее. Собака, пришибленная, но живая, на всех парах влетела в квартиру с обрывком поводка, что развевался за ней. Испуганная девчонка захлопнула дверь, укрыв себя и питомца.
Всё это я слышал, стараясь встать со ступенек и нащупать подрагивающими ногами опору. Тут же подхватив пруток, я вскочил рывком, намереваясь атаковать отморозков, пока не очухались. Но не успел.
Бах! — предательски громко прогремел выстрел. Оглушительно. Ударил эхом стен по ушам и сбил меня с ног. Я снова попытался вскочить, но меня будто тяжелым саваном сковала странная слабость. Мать твою! Это не звук меня свалил! В горячке я даже не почувствовал, как на груди у меня появилась аккуратная дырочка. И теперь из нее сочился ручеек. Он казался бурым и безжизненным на фоне старой коричневой замши.
Вот суки! Пришили-таки… Я почувствовал, что пальцы все еще стискивают прут. Нестерпимо хотелось швырнуть его во врагов, но сил уже не было даже для того, чтобы оторвать от пола руку.
Сквозь красную пелену я рассмотрел ухмыляющуюся рожу Серого. Тот, наскоро убедившись, что я загибаюсь, развернулся и пнул бугая, но и его подельник не шевелился. Надеюсь, издох падла… Туда тебе и дорога.
Где-то наверху послышался звук открываемой двери. Какие-то жильцы услышали выстрел. Я уже ничего почти не видел, только неясный свет брезжил где-то на потолке. В груди горело, в глотке саднило.
Услышал, как Серый сбегает по ступенькам. А через пару секунд за его спиной бухнула подъездная дверь на пружине. Смылся, гад! Ну ничего… Я тебя и в аду достану!
И неясное пятнышко света на потолке вдруг безвозвратно погасло. Я, кажется, даже почувствовал, как что-то будто отделилось от моего тела. Сгусток? Душа? Сознание? Нет, конечно, скорее всего, это был предсмертный глюк. Агония…
Я умер. Только странным оборвавшимся отзвуком прозвенела мысль: не зря я собак не любил. И погиб от псов…
— Вытаскивай его!
— Жив⁈ Сюда, сюда!
— Ой, мамочки! Такой молоденький!
Фразы сыпались на меня разноголосьем откуда-то сверху, а я никак не мог открыть глаза и посмотреть, какого рожна я еще жив и кто все эти галдящие люди? Последнее что я помнил, это ухмыляющаяся рожа Серого. Но этого ублюдка определенно не было рядом. Его бухающий, с хрипотцой старого алабая голос ни с кем не спутаешь. А тут совсем другие голоса, даже женские причитания слышны.
А еще песок… Какого ежа на моих зубах скрипит песок, будто я, как перебравшая на жаре «отдыхайка», валяюсь на Центральном пляже Анапы. Ха! Даже солнышко пригревает. Чувствую своей шкуркой его ласковые лучи. А может, это не лучи вовсе, а бисово пекло? И я всё-таки помер?
Ну, да, конечно, похоже на то… Пришили меня эти уроды в январе, когда снежок скрипел под ногами, а не песок и солнце. Получается, что я сейчас на этих самых небесах, или где там, не знаю, загробная жизнь начинается.
Хотя не по моим заслугам небеса — старому вору они точно не положены. Много за жизнь наворотил… За деяния, конечно, оттрубил от звонка до звонка, а вот за судьбы загубленные — похоже, сейчас перед Всевышним отвечать буду. Если ещё эти голоса заткнутся хоть на минутку, то я услышу, как меня зовут на суд.
Но кто-то потряс меня за плечи — да ещё грубо и беспардонно, явно не Бог, потому что я отчетливо почувствовал его чесночное дыхание на своем лице. Фу!
— Эй! Студент! Ты меня слышишь? — снова выдохнул мне в морду «не Бог», хотя голос его под известный возраст в тридцать три вполне подходил. И даже волосы длинные — их я почувствовал щекотанием на своем лице.
Собрался с силами и распахнул глаза. Твою мачеху! Потеснив рыжего мужика с чесночным выхлопом, надо мной склонился ангел. Конечно, это был ангел. Прекрасное девичье лицо без всякой косметики и раздутых губ. Бровки дугой, носик вздернут, а глаза! — что омут. Нельзя смотреть долго в них — утонуть можно. Долгую я жизнь прожил, а будто ни разу такой красоты не видал. Это ее волосы я почувствовал на своих щеках, а не того, кто меня тряс и зловонно дышал.
Девушка была в… купальнике. А неплохой рай, похоже, я на пляже или где-то у открытого бассейна. А может, вообще на острове? Рядом я разглядел еще нескольких субъектов с вытянутыми от удивления лицами и в подобных же немного странных купальных нарядах. Мужики в смешных плавках, а женщины в старомодных купальниках, будто из старого советского фильма «Три плюс два».
— Живой? — в прекрасной улыбке сверкнула жемчужинками незнакомка.
Хотелось сказать, что для старика, которому только что прострелили грудь из девятимиллиметровой волыны, я чувствую себя живее любого бессмертного Кощея. Даже что-то шевельнулось
