обидели, унизили, напугали товарища! — брызгая слюной, Гудков забегал ещё пуще по комнате. — Мерзкий бесчестный поступок! И я желаю знать, какой мерзавец сделал это⁈ А если этот мерзавец вдобавок ещё и трус, то будем все здесь сидеть до вечера!
Я незаметно оглядел собравшихся. На подоконнике, еле сдерживая зевоту, сидел Зёзик. Жорж развалился на сундуке (у нас в каждой квартире был большой сундук, видимо, вместо шкафа) и вполглаза дремал. Люся и Нюра чинно примостились на свободном стуле, вдвоём на одном. Нюра зябко куталась в вязанную шаль, хоть в комнате и было душно. Остальные расселись на полу, даже Клара. Так как кровать была вся залита кровью, а на подушке возлежала и укоризненно смотрела на нас разноцветными глазами дохлая рыба, то пришлось всем нам сидеть на полу. Хорошо, хоть Клара — чистюля и пол в своей квартире вымыла как надо (не то, что я).
— Я в последний раз спрашиваю — кто это сделал⁈ — заверещал Гудков.
Все вздохнули. Экзекуция пошла уже по шестому кругу.
Снаружи о стекло монотонно билась ветка и стучали, убаюкивая, крупные капли дождя — ветер крепчал. Где-то в глубине Хлябова, кажись в частном секторе, закукарекал первый петух. За ним подхватил второй. Спать захотелось ещё сильнее.
— Вот видишь, Мими, из-за тебя всё, — укоризненно сказал Моня, который парил на полметра над полом и пытался увидеть себя в большое напольное зеркало. — Генка спать вон как хочет, а теперь ему сидеть тут до утра придётся и слушать все эти вопли.
— Да, Мими, ты зря так, — поддержал одноглазого Енох.
Мими, которая на слова Мони не обратила ровно никакого внимания, ощерилась и мгновенно спрыгнула с сундука (она его делила с ничего не подозревающим Жоржем). Звук как от удара мешка с цементом, казалось, заставил задребезжать стёкла, причём во всём здании. Я аж голову в плечи втянул. К счастью, никто ничего не услышал. Мими усмехнулась и поковыляла прочь из квартиры (хорошо, что из-за духоты, дверь была открыта на коридор. А то даже не представляю, если бы она её туда-сюда открывать стала прямо на глазах у агитбригадовцев).
— Так, давайте ещё раз! — рубанул воздух ладонью Гудков и откашлялся. — Мы вошли в здание все вместе. Дальше! Какие у кого дальше действия?
— Мы сразу пошли к себе, — со вздохом сказала Нюра.
А Люся согласно кивнула.
— Ладно, — хрипло сказал Гудков и перевёл взгляд на Жоржа.
— Я зашел к себе, взял ведро. Вышел в коридор, а Люся попросила им тоже набрать и дала ведро. Я сходил до колонки, набрал два ведра воды, — послушно повторил Жорж, — одно ведро поставил под дверью девчат и постучал им, чтоб забрали, а второе занёс к себе. Потом разделся, умылся и сразу лёг спать.
— Так было? — Гудков прищурился на Люсю.
— Да, — кивнула та.
— Вы больше не выходили?
— Нет, мы умылись и ещё раз стихи повторили, а потом проверили друг у друга, — перебила Люсю Нюра. — У нас же новые стихи, ты ведь знаешь. Амфибрахий, трудно учить.
— Знаю, — кивнул Гудков и, потеряв к ним интерес, повернулся к Зёзику. — А ты?
— А я сразу ушел к себе, — таки не сдержал зевок Зёзик, — и лёг спать.
— Кто это может подтвердить? — подозрительно прищурился Гудков.
Все затихли.
— Мы можем, — пискнула Нюра.
— Ого! — уважительно присвистнул Семён и заговорщицки подмигнул Зёзику.
— Да нет! Не в том виде! — вскинулась Люся и сильно покраснела.
— Ага, — хохотнул Семён. — Мы знаем. Стихи вы читали друг другу!
По комнате прошелестели понимающие смешки. Люся сидела вся красная, Нюра — наоборот, побледнела. Губы её дрожали.
— Прекратить! — вызверился Гудков и смешки прекратились.
— Всё не так было! Не так! — выпалила Нюра. — Зёзик так храпел, что мы с Люсей стучали в стенку. А он ругался. Поэтому мы можем подтвердить, что он точно был в комнате.
— Ладно. Принято, — пробормотал Гудков и наморщил лоб. — Так, ну Клара, Генка Капустин и Семён были у меня на виду, Виктор тоже, я шаги его в комнате слышал. А вот где этот гад Караулов шляется?
— Так он к той блондиночке пошел ночевать, — наябедничал Зубатов. — Сразу после всего.
— А он с нами разве не входил в здание? — уточнил Гудков. — Я что-то и не вспомню.
— Не входил, — почти хором сказали все.
— И сейчас не вернулся ещё?
— Нет!
— Макар, а давай я сбегаю, гляну! — подорвался Зёзик, который похоже мечтал улизнуть и поспать хоть часок.
— А ну сядь! — рявкнул Гудков, — дверь в здание заперта на засов изнутри. Так что он не войдёт, а будет стучать — так мы услышим.
— Да он до утра теперь не вернется, — хохотнул Зубатов. — Там у этой блондиночки такие бубсы, что ой.
Люся посмотрела на него укоризненно, и он покраснел.
— Товарищ Зубатов, попрошу не выражаться, — едко промолвила Клара и поджала губы.
Она уже слегка пришла в себя и только по дёргающемуся глазу можно было понять, что недавно её так перепугали дохлой рыбой.
Экзекуция продолжалась ещё примерно минут сорок.
Наконец, к огромному облегчению всех агитбригадовцев, Гудков устал. Вымотался.
Он, наконец понял, что его угрозы и крики не оказывают на ребят никакого воздействия, да и сам окончательно умаялся. Поэтому со вздохом распустил нас, напутствовав грозными словами:
— И пусть тот мерзавец, что сделал это, хорошо подумает. Я надеюсь, что человеческого в нём больше, чем мещанского. И завтра жду его с раскаянием.
Мы все выдохнули и начали торопливо расходиться.
— Нюра, Люся, — окликнул Гудков девчат, — думаю, Клара одну ночь у вас переночует. Там есть ещё угловая квартира, но у меня сейчас ключа нету. Завтра у коменданта возьму, и она переедет. Кто ж думал, что так всё будет…
— Хорошо, — сказала Нюра, — только тогда пусть Жоржик с Генкой сдвинут наши кровати. Мы втроём прекрасно поместимся.
— Ой, сколько там того Генки, — с подвыванием зевнул Жорж и крепко, до хруста, потянулся, — сам сдвину.
— Но они тяжелые… — девчата и Жорж вышли в коридор и оттуда долетали обрывки спора.
— А ты чего
