К вечеру люди сошлись вновь. Началось голосование, и убедительную победу одержал вожак варягов Мстислав, отныне не Выдыбай, а Виславит. Витязи Святовида и варяги из экипажа «Стратима» подняли Мстислава Второго на большой ритуальный щит и под восторженные крики соплеменников понесли его через толпу. Почему Выдыбай стал Мстиславом под номером два? По той причине, что первый уже был. Он долгое время правил племенным союзом бодричей и в 1010-м году, пройдя половину Европы, совершил конный поход в Италию, где славно пограбил тамошних иноверцев-изуверцев, чтоб не думали о себе слишком много. И народ, который об этом, конечно же, знал, вполне справедливо мог рассчитывать, что Мстислав Второй, по силе, уму, напористости и агрессивности не уступит Первому, тем более что предпосылки для этого имелись.
Вот таким образом у племени ранов появился новый князь. Народ ликовал и гулял. Жрецы приносили благодарственные жертвы богам. Воины готовились к славным битвам, которые просто обязаны были принести им славу и достаток. Ну, а я, покинув гулянку, отправился в штаб-квартиру ОБК, где в подвале сидел ольденбургский купец и засланец вражьих сил Герхардт Дарен, коим занимались умеющие контролировать мозг другого человека волхвы. И вместо славной пирушки занимался разбором сведений, которые предоставил немец. Задавал вопросы, проводил параллели, рисовал схемы, строил планы, по кусочкам выстраивал мозаику под названием «политическая карта мира, как она видится будущим ганзейцам» и все это записывал.
Однако, к счастью для меня, через пару суток Дарен, с которым я работал еще до выборов князя, наконец-то, окончательно иссяк. После этого пленника упрятали в глубокий подвал, откуда он, скорее всего, никогда не выберется. И передав свои записи верховному жрецу, я вернулся к Нерейд, и целую неделю провел в Чаруше, где занимался хозяйством, и любил свою женщину…
За размышлениями, совершенно незаметно, я вновь уснул, а проснулся оттого, что в лицо бил яркий солнечный свет, а надо мной стояла уже одетая жена, которая улыбнулась и сказала:
— Вставай соня. Тебе в Аркону ехать.
Нерейд была права, пора выезжать и я, окончательно просыпаясь, одним рывком вскочил на ноги и в шутку попытался поймать супругу. Однако она была настороже и, со смехом, отпрыгнув назад, ловко выскочила за дверь спальни.
С улыбкой, одеваясь и умываясь, я привел себя в порядок. Затем подошел к окну, распахнул его и выглянул во двор. Немой и недавно посетивший храмовых целителей Славута Мох запрягали возок, Торарин возился с молодыми песиками, будущими грозными сторожами, а Ставр Блажко бежал в сторону строителей, которые сегодня должны были поставить хлебный амбар.
«Да-а-а… — мысленно протянул я, переводя взгляд дальше, в сторону леса, в котором находился острог витязей Святовида. — Все вокруг народное — все вокруг мое. Практически коммунизм с человеческим лицом — етить его за ногу, в пределах одного острова. От каждого по способностям и каждому по труду. Плюс общее равенство перед законом и выборность власти. Правда, все это на фоне теократии волхвов и раннефеодальных взаимоотношений, и только для своих, тех, кто является членом племени. Но, наверное, так и надо, ибо такими нас создала природа и боги».
Не дождавшись меня за столом, в спальне вновь появилась Нерейд, которая тихо подошла со спины, обняла меня за поясницу и примостила свой подбородок на мое левое плечо. Машинально, я потерся щекой об ее заплетенные в тугие толстые косы золотые волосы и, почувствовав душевное тепло моей красавицы, немного расслабился, а она спросила:
— Опять думаешь?
— Да, — ответил я.
— И о чем же, твои думы?
— О разном. О тебе и обо мне, да о нас с тобой. О нашем общем будущем и счастье детей, которые у нас родятся. Тяжко им придется, и они, наверняка, хлебнут горя. Но чтобы его было меньше, а мы с тобой могли дожить до старости, мне придется тебя покинуть и повоевать.
— Снова война? — в голосе Нерейд была тревога.
— Она самая.
— И когда ты отправляешься?
— Наверное, через три-четыре недели. Возможно, раньше.
— А надолго?
— Коль будет удача с нами, до Коляды вернусь.
— А потом мы всю зиму будем вместе?
— Надеюсь на это, но обещать ничего не могу. Дел много и придется хорошо потрудиться, чтобы не быть обузой ни себе, ни людям.
Нерейд оторвалась от меня и потянула на выход:
— Пойдем. Завтрак стынет.
— Да. Завтрак дело хорошее, — согласился я с ней и, легонько хлопнув жену по упругой попке, вслед за ней направился вниз. Впереди еще целый день, который будет наполнен суетой, делами и заботами, и получится ли пообедать, неизвестно. Так что будем действовать по заветам Александра Васильевича Суворова, мол, завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу.
======================================================
* * *
======================================================
Померания. Пырыца. 1142 Р. Х.
Облаченный в превосходный итальянский доспех стройный усатый брюнет, который стоял на крутом холме, положив левую ладонь на позолоченную рукоять тяжелого полутораручного меча, а правую зацепив за широкий угорский ремень, молча смотрел вперед. Он наблюдал за тем, как от высоких деревянных стен венедского города Пырыца отступает войско. Его войско. И потому, совершенно естественно, на лице полководца лежала хмурая тень.
Густым роем летели вниз стрелы, камни и бревна. Потоками лилась горячая смола и кипяток. Падали наземь грубо и наспех сколоченные штурмовые лестницы, с которых валились размахивающие руками человеческие фигурки. И воины, его самые лучшие бойцы, многие из которых были с ним уже более десяти лет, либо погибали, либо, бросив своих товарищей, в панике отступали к находящемуся вне досягаемости поморянских стрел полевому лагерю.
Третий штурм за день окончился неудачей и польский князь-кесарь Владислав Второй, старший сын короля Болеслава Кривоустого и киевской княжны Сбыславы Святополковны, сам не заметил, как его затянутые в кольчужные перчатки ладони, покинув рукоять меча и узорчатый ремень, опустились вдоль тела и сжались в кулаки. Очередная неудача очень сильно расстроила Владислава и ударила по его самолюбию. И даже находясь вдали от места боя, он слышал крики раненых и обожженных воинов, которые словно невидимые острые клинки впивались в его душу.
Настроение князя ухудшалось с каждой минутой и, отвернувшись от ненавистного ему города, он посмотрел на людей, которые находились за его спиной, и гневно воскликнул:
— Они бегут! Опять бегут! Как так!? Почему!? Кто-нибудь может мне объяснить, по какой такой причине вот уже целую неделю мы не можем взять этот паршивый городок!?
