В тот же зимний вечер в одном из московских районов на углу у двенадцатиэтажной высотки стояли двое парней. Было холодно, и оба невольно начали исполнять некое подобие странного танца. Одеты они были одинаково, в короткие кожаные куртки на меху, джинсы и высокие армейские полусапожки-берцы. Головы подростков прикрывали черные вязаные шапки типа «горшок» плотной двойной вязки. Большой круглый значок-кокарда на груди с цветами национального флага дополнял своеобразный наряд. Любой из жителей столицы по этому облачению мгновенно приписал бы юнцов к дружинникам Союза молодежи.
— Где же этот твой Витек? — спросил один из подростков, тот что повыше.
— Откуда я знаю, должен был прийти полчаса назад.
— А позвонить ему нельзя?
— Нет у него телефона.
— Черт, Серый съест нас со всем дерьмом!
— О, идет!
— И не один.
Из-за угла действительно вывернулись двое, оба невысокого роста, в той же молодежной униформе.
— Ты что так долго?! Охренел, что ли?
— Леха, ей-богу не виноват, папан прицепил, совсем не хотел отпускать. Загнал в спальню и запер. Хорошо вот Мирон зашел, вытащил меня. Кстати, знакомьтесь, Вовка Миронов, или просто Мирон. Он в Москве всего две недели, переехали из Молдавии.
Столичные пацаны с любопытством рассматривали новичка. Невысокий, щупленький, с несколько растерянной улыбкой на губах. Но надо было спешить, и Леха скомандовал:
— Пошли, сейчас ротный нам такой втык пристроит, мало не покажется.
Путь их был недолог, через два квартала они поднялись на крыльцо, пристроенное к торцу пятиэтажки с вывеской "Опорный пункт порядка". В большой комнате было жарко и висел занавес табачного дыма. Человек тридцать молодых парней в возрасте от пятнадцати до двадцати хохотали над анекдотом, рассказанным самым старшим из них, высоким красивым парнем с красным шевроном на рукаве. Увидев опоздавших, он насмешливо воскликнул:
— Боже мой, кого я вижу! А я думал, вы уже драпанули к финской границе.
Леха и его попутчики смутились. Ротный командир и будущий философ Сергей Александров по кличке Серый учился на третьем курсе МГУ. Своим интеллектом и циничным складом ума он приводил в восторг подопечных, парней крепких, но не блещущих начитанностью и остроумием. При этом Серый имел черный пояс по каратэ и пальцами спокойно гнул монеты, фокус, на который не был способен ни один из его волонтеров. Кличку свою придумал сам, выводя ее не из имени, а из характера любимого зверя. Серый в свое время пришел в Союз молодежи просто из любопытства, но потом втянулся. Власть и обожание сотни парней пьянили его, как вино или наркотик. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, он никогда не ругался матом, а своих подчиненных изводил отточенным, литературно выверенным ехидством.
— Да это все Витька, его ждали, — с досадой сказал Алексей.
— Пахан взбеленился, не пущу, говорит, и все. Еле выбрался из дома… — оправдываясь, вздохнул Виктор.
Серый тут же прервал его:
— То, что твой папандреу несознательный элемент, мы все знаем. Но пятая глава устава гласит: "Солдат Союза молодежи, дав слово, всегда держит его". Так что ты должен был хоть из шкуры вывернуться, но прийти вовремя. Еще одно опоздание, и я вышвырну тебя из роты к чертовой матери. Кстати, кого это вы с собой привели?
— Это Мирон, мой сосед, — заторопился с объяснениями Витька. — Он из беженцев.
Серый окинул взглядом новичка. Невысокий, худенький, с небесно-голубыми глазами и белесыми бровями.
— Откуда?
— Из Молдовы.
— Ну и как там?
Мирон пожал плечами:
— Да нормально.
Ему показалось, что всех разочаровал его ответ, от него явно ждали чего-то другого. Серый поморщился и взглянул на часы:
— Ладно, чего зря время терять. Пора идти.
Он обернулся к Витьку:
— Ну, не забыл, где норка этих козлов?
— Нет, ты что!
— Тогда веди, С-сусанин! Кулик, командуй.
— Первый взвод, выходи строиться! — рявкнул рослый взводный.
Под дружный гогот тридцати луженых глоток вся дружина вывалила на улицу. Шли колонной по трое, не в ногу, засунув руки в карманы. Это был так называемый вольный стиль московских дружин правопорядка. В Питере предпочитали ходить, засунув в карман правую руку, левой при этом делая четкую строевую отмашку. Красноярские «абреки» носили непременные шарфы цвета российского флага, а во Владивостоке из-под любой одежды и в любую погоду должна была торчать тельняшка.
Народ при виде стройной толпы «союзников» шарахался к краям тротуаров, связываться с ними не хотелось никому. Через десять минут Витька подвел товарищей к обычному пятиэтажному дому постройки хрущевских времен.
— Здесь, — он кивнул на подвальную лестницу с торца дома.
— Еще выход есть?
— Да, с другой стороны.
Серый оглянулся назад:
— Кулик, заткни одним отделением ту дыру.
Десять человек тотчас отделились от толпы и скрылись в темноте. Остальные подошли к двустворчатым, обитым жестью дверям. Серый приложил ухо к двери, прислушался и удовлетворенно кивнул головой:
— Здесь они!
Мирон понял, что роли в бригаде распределены давно. В правой руке своего соседа он увидел полуметровый металлический прут с характерной ребристой структурой арматуры, проглядывающей даже через несколько слоев изоленты. В левой руке он держал фонарик. Точно так же были вооружены и все остальные «союзники». Серый посторонился, и два самых мощных дружинника с разбегу врезались в двери. Засов изнутри устоял, но не выдержали петли. С грохотом дверь завалилась, где-то вдалеке мелькнул слабый свет, затем раздался истошный женский визг. Свет впереди погас, но дружинникам он уже был не нужен. Тройками врываясь в дверь, они разбегались по отсекам хитроумной конструкции подвала. Впереди Мирона пляшущие огни фонарей высвечивали бетонные закоулки, раздавались крики, возбужденно-агрессивные и болезненно-панические. Об первого завсегдатая подвала он просто споткнулся, почувствовал под ногами что-то мягкое, податливое. Пробегавший мимо дружинник посветил на пол, и Мирон увидел лежащего на боку человека, по пояс голого, худого, с черной бородой и длинными волосами. Лицо его было запрокинуто и залито кровью, рука неестественно закинута назад.
"Хиппи", — понял Мирон. Дружинник побежал дальше, и Мирон поспешил за ним вперед, он просто боялся оставаться один на один с этим окровавленным человеком. Спотыкаясь и поминутно наталкиваясь на шероховатые бетонные стены, он шел вперед. В одном из отсеков двое дружинников старательно и с душой пинали обнаженного парня. Фонариком им подсвечивал третий. Мирон, присмотревшись, понял, что это его сосед, Витька. Выглядел он довольным, кивнув на избиваемого, пояснил:
