Еланцев молча стоял на крыльце и ждал. Только когда Коренных соскочил с седла, подошел и сделал попытку опуститься на колени, порывисто шагнул вперед и заключил его в объятия.
— Простите… — начал было Алексей, но Владимир Леонидович перебил его:
— Это ты меня прости, Алеша, что не помог тогда тебе…
Мужчины долго стояли под дождем, и постороннему могло показаться, что это дождевые капли бегут у них по лицам, а вовсе не слезы…
* * *
Мужчины сидели за столом и беседовали. Праздника по поводу возвращения не получилось — слишком много было дел и проблем.
— Все в спешке, все наскоро, — Владимир Леонидович словно извинялся перед другом. — Мы думали, что у нас в запасе есть время… Может быть, полгода или год, но… Обстоятельства изменились, нужно торопиться.
— А что случилось? — Манской был удивлен: что могло случиться за несколько дней. — Если вы о погоне, то наша контрразведка позаботилась о ложном следе…
— Нет, дело не в погоне за бежавшими каторжниками. Пока вы были в отлучке, бежали геологи.
— Что-о? Как им удалось?
— Стечение обстоятельств и… разгильдяйство. Обычное разгильдяйство, — развел руками генерал-губернатор. — Но не кипятитесь — я не хочу никого наказывать. Конечно, можно было отправить за ними погоню. Но спохватились слишком поздно. Время упущено.
— Почему?
— У беглеца всегда тысяча дорог, — улыбнулся академик Привалов, тоже приглашенный на холостяцкий ужин. — А у погони — только одна. Так, кажется, говорят на Востоке.
— К тому же мы не можем выделить достаточное количество людей для погони. Наша славная контрразведка, конечно, справилась бы с этим, но… У них и так дел невпроворот со вновь прибывшими. Сейчас у всех много дел. Алексей Кондратьевич, когда вы отдохнете, и вам найдется дело.
— Я отдохнул в дороге, — отложил столовый прибор Коренных. — Пока у меня нет обязанностей, Владимир Леонидович, я мог бы заняться этими геологами.
— Вы с ума сошли! Вам надо обязательно отдохнуть и обратиться к врачам!
— Я здоров. Позвольте мне сделать хоть что-то полезное для Новой России.
— Я мог бы помочь кон… Алексею, — вставил Чернобров, несколько дичившийся окружавших его «золотопогонников».
— Даже не знаю, что вам сказать… Времени прошло много…
* * *
— Ты молодец, контра, что вытащил меня оттуда, — Тарас сопел в нескольких шагах позади Алексея. — Что-то не хочется мне в ваш белогвардейский рай…
— Брось, комдив. Война давно позади. Все мы русские люди и пора наконец перестать мерить друг друга цветом. Красный — белый…
— Зеленые еще были, — хохотнул Чернобров.
— Вот, догоним этих геологов, вернем их назад и будешь привыкать понемногу. Жену тебе подберем…
— Ты сам-то женат?
— Да как-то не получилось…
— А меня, собака, женишь!
— Пришли, — буркнул проводник из молодых новороссов, шедший впереди: генерал-губернатор смог выделить в помощь Коренных и Черноброву только двух человек. — Вон деревня.
— Узнаешь, — обернулся казак к бывшему комдиву. — Вот сюда вы нас тогда и загнали.
— Памятное местечко! Повезло вам тогда, контра.
— Кому повезет, у того и петух снесет…
Надежды отыскать беглецов в деревне не было, но, посовещавшись, «отцы-командиры» решили проверить избы — вдруг да найдется какойнибудь след.
— Слушай, — Чернобров покрутил носом перед дверью очередного дома. — Вонища какая! Даже вроде бы мертвечиной наносит, а?
— Да, падалью тянет. Может, какая животинка за завалинкой сдохла?
— Может быть, может быть…
Алексей дернул на себя тугую дверь и отшатнулся: прямо напротив двери, прислонившись спиной к стене, сидел покойник.
— Кажется, нашли одного, комдив.
По всему было похоже, что умер человек недавно — мухи сновали по синюшного цвета лицу, заросшему щетиной, но червей еще не было. Обнаружился и источник запаха: видимо, убит он был выстрелом в живот — огромный, как у женщины на сносях, посиневший, тот выпирал из-под расстегнутого плаща.
— Перессорились они, что ли? — Чернобров подобрал с пола две винтовочные гильзы, понюхал.
— Точно! И еще один раненый тут лежал, — доски в углу были пропитаны кровью. — А этот, пока жив был, его перевязывал. Вон, рубаху разорвал на бинты.
— Тем более далеко не уйдет. Поспешим — догоним. Или найдем под кустом где-нибудь.
— Манской говорил, их четверо было.
— Те двое третьего тащат — понятное дело. Догоним!
— А с этим что делать?
— Похороним по-людски. Нельзя человека просто так бросать. Как собаку.
Но стоило прикоснуться к трупу, как тот открыл мутные глаза.
— Он живой!
— Да нет, кажется… Бывает так у покойников…
— Помогите… — прохрипел «покойник», разом разрешив все сомнения…
* * *
— Вот он, зачинщик! — бойцы приволокли Егора Столетова к капитану, сидящему за своим столом чернее тучи.
Было с чего мрачнеть: по самым скромным подсчетам, бежали почти две трети заключенных, половина охраны была убита или тяжело ранена, склады разгромлены, бежавшие унесли с собой практически все наличное оружие. Попытка связаться с Кедровогорском ничего не дала — телефон молчал, а радиостанции в лагере не было. Оставалось полагаться исключительно на свои силы, и теперь зеки под жиденькой охраной восстанавливали колючую проволоку и вышки. Наверное, в этом не было особенной необходимости — у заключенных была отличная возможность скрыться, но они предпочли остаться в лагере. Но что за лагерь без ограды? Естественно, график работ был сорван, котлован превратился в огромное озеро.
«Надо как-то добраться до города и попросить… нет, потребовать бойцов для прочесывания леса и отлова сбежавших, — думал Григорий Никифорович, сжимая раскалывающуюся от боли голову. — И еще несколько сотен зеков для устранения последствий бунта и продолжения работ…»
— Кто такой, — поднял он мутные глаза на Столетова.
— Один из зачинщиков, — напомнил сержант. — Зеки говорят, что он и еще несколько затеяли драку с урками, с которой все началось.
— Политический? Почему не ушел с остальными?
Егор молчал.
— Ну молчи, молчи… Дрезину наладили?
Кроме всего прочего, бунтовщики своротили с рельсов и перевернули дрезину — единственное средство связи с городом, но разобрать рельсы им оказалось не под силу.
— Так точно, товарищ капитан! Прокатимся с ветерком.
— Грузите этого и обоих убитых лейтенантов. Остаешься за старшего. Чуть что — стрелять на поражение, патронов не жалеть…
