Алексей Витковский - Выбор воина

На самом деле Савинов не испытывал сожаления. Конечно, это – враг. Но он человек! Значит, не суждено этому фрицу погибнуть сегодня. Зато он, Савинов, теперь знает: первое – можно входить сюда и выходить когда надо; второе – выход осложняется, если «носитель» теряет сознание. Это надо учитывать при настройке. И третье – надо учитывать и сторону, на которую ты хочешь попасть! А он-то думал, что это должно получаться само…

Поучительный вышел эксперимент, ничего не скажешь. Савинов притопнул ногой по крепким доскам палубного настила. Ветер швырнул в лицо новую порцию брызг. Хорошо-то как! Сашка обернулся поглядеть на свою команду и подумал: «А ведь если что засвербит и захочется полетать – милости просим! Выходит, могу даже на фрицевских машинах! Можно иной раз и толкнуть кого под локоток, чтоб мазали почаще. Как там Ольбард говорил – и там и здесь долг один и тот же? Надо только найти, где они соединяются. Вот я и нашел…»

Громом гремят копыта по глухим лесным тропам. Буланый жеребец мчится неистовым вихрем, направляемый уверенной рукой. Мелькают стволы деревьев, возникает в просветах листвы и пропадает вновь синева летнего неба. Гонец летит к цели, ловко уворачиваясь от веток, нависающих над дорогой. Сумрак подлеска провожает всадника настороженными звериными взорами. Но человеку не до них. С грохотом возникает под копытами бревенчатый мостик через ручей и пропадает позади. Ветер бьет в лицо, и всадник нагибается к самой гриве. Ножны прямого меча колотят по бедру, а в голове гонца в который раз возникают слова, которые ему наказал передать посадник. Они просты, их трудно забыть. Гонец может запомнить гораздо больше. Но всякий раз, когда он везет подобную весть, в его сердце вспыхивает пламенными языками предчувствие скорых перемен. Гремят копыта, ветви норовят сорвать человека с коня, вышибить из седла. Но он не боится – привык к лесным тропам. Гонец, еще ниже наклонясь к гриве, шепчет: «В борзе!» – и жеребец слышит, ускоряя и без того стремительный бег. Птицы, всполошившись, вспархивают прямо из-под копыт. Звери уходят в чащу, спасаясь от грома подков. В борзе!!!

Ярина бросила рукоделье и выскочила на порог, прикрыв глаза от солнца широким рукавом. Твёрд ужом проскользнул мимо нее и встал у крыльца с мечом в руке. Рубец на его лбу налился кровью. Не скоро еще опадет он, обратившись в тонкую белую полоску. Твёрд смотрит туда же, куда и Ярина. Стена леса в пятидесяти шагах от ворот гасит звуки, но уже слышен сквозь нее дробный перестук конских копыт. Молниеносно перемахивает через забор неведомо откуда появившийся Юрк и замирает у самых ворот. На опушке возникает молчаливый Всегорд с натянутым луком. Ну? Кто идет?

Топот все громче. И вот уже сквозь частокол стволов виден бешено несущийся всадник. Лес будто выбрасывает его на поляну, и гонец, еще не осадив коня, кричит:

– Паруса в Нево! Посадник передал: идут!!!

Жеребец пляшет у ворот. Всадник взмахивает рукой на прощанье и, поворотив коня, уносится обратно. Лишь солнце на миг вспыхивает на островерхом шеломе.

«Идут!!!»

Медленно, ох как медленно наплывают усыпанные валунами берега. Зубчатая стена леса над ними залита солнцем. Сашка, ухватившись рукой за один из тросов-штагов,[110] напряженно смотрит вперед. Ему хочется, чтобы поскорее раздвинулись каменистые пляжи, обозначив устье Волхова, называемого здесь Муть-рекой…

Чайки сидят на волнах. Быть погоде солнечной! Именно в такой день он мечтал вернуться домой. И такой день – сегодня! Савинов все смотрит, будто желая притянуть невидимую еще цель, ускорить бег лодей. Вода блещет за бортом бликами солнечного света. Ну же! Скорее!

Устье реки наконец открывается впереди, и из него бесшумным призраком выдвигается купеческий насад под ярким парусом…

Мы близко! Мы идем!

Раньше Сашка не бывал в этих местах. Но ему кажется, он знает каждый изгиб берега, каждый валун на нем. Вот уже длинный, стремительный корпус «Магуры» – ободритской снекки – втягивается в русло широкой реки. Мы идем! Мы идем с миром! Это наш дом…

Копыта снова грохочут по лесным тропам, и лес замирает, вслушиваясь в эту тревожную дробь. Что несут с собою люди на этот раз? Но в тяжком скоке коней слышна только радость скорой встречи. Вперед!

Ворон, чуя состояние всадницы, превосходит самого себя. Гридни отстают. Твёрд кричит ей:

– Ярина Богдановна, поберегитесь!

Но она не слушает его – ничего с ней не может случиться сегодня! Ни с ней, ни с ребенком, которого она носит под сердцем. Стремительно улетает назад земля. Кусты и деревья сливаются в темно-зеленые полосы. Неизменными остаются только небо, ветер в волосах да просвет впереди. Вот он расширяется: тропа ручьем втекает во вьющуюся вдоль реки дорогу. И уже видны над вершинами леса маковки теремов Ладоги и серо-голубая громада сторожевой башни детинца.

Ветер несет навстречу запахи дыма и человеческого жилья. «Скорее!» Но, вопреки своему стремлению, Ярина чуть сдерживает коня. Гридни наконец настигают ее, и кони их идут вровень с Вороном – голова к голове.

Вот уже и посад! Кони замедляют бег. По городу так не поскачешь – многолюдно! Ладожане спешат по своим делам, но всадников пропускают: кто же не знает посадниковых гридней! Люди степенно освобождают дорогу. Милости просим! Проезжайте!

Ворон красуется, приплясывая, изгибает шею. Ярина похлопывает его рукой. «Красавец!» Пристань встречает всадников гулом и суетой. Торг. Все как обычно…

Народищу-то на пристани!

Сашка подскочил к борту, до боли в глазах вглядываясь в людское море.

«Где она? Неужели не придет?»

«Медведь» идет впереди, следом – «Магура».

«Да где же она?»

Группа всадников посреди толпы. Один из коней – черный как смоль. Ворон! А на нем… Она! Так же, как и сам Сашка, прикрывая ладошкой глаза от солнца, смотрит на корабли. Ему захотелось ринуться за борт и побежать прямо по сверкающим волнам, ей навстречу.

«Здесь я!» Сашка выхватил меч из ножен и поднял вверх, ловя острием солнечный блик.

Знакомый парус! Ярина помнила, как Александр кисточкой малевал на листе добротной синской[111] бумаги оружного зверя, стоящего на задних лапах, и говорил, что это называется «эскиз». А потом мастера переносили этот рисунок на беленую холстину паруса…

Знакомый зверь приближался. Ветрило шло волнами, и казалось, будто медведь шевелится, приветственно поднимая оружие. А потом под самым парусом что-то вспыхнуло.