— Только тебя здесь и не хватало, — выругался Чайка, уходя от удара и выхватывая фалькату, — ну я вам покажу, как надо воевать.
Щита при нем не было. И Федору пришлось несколько раз уклониться от удара легионера, к которому вскоре присоединилось трое товарищей. Бибракт взял на себя одного, а остальных отогнали подоспевшие морпехи Карфагена. Но Федору попался достойный противник. Они бились минут пять, прыгая по палубе, скрещивая клинки и разрубая подвернувшиеся снасти. В конце концов, все решил резкий выпад фалькатой, который пришелся прямо в горло римлянину. Схватившись за окровавленный кадык, тот сделал шаг назад и, споткнувшись об ограждение, рухнул за борт.
— Вот так вот, — сплюнул на палубу Федор, проследив взглядом за падением тела и убирая фалькату в ножны.
Спустя еще пять минут жестокой мясорубки бой был закончен.
— Ну, что там у вас? — крикнул Федор командиру своих морпехов, уже очистивших от легионеров всю видимую часть триеры, — осмотрели нижние палубы?
— Пока нет, — последовал ответ.
— Так осмотрите, — приказал Чайка, — время не ждет.
Пока карфагеняне добивали уцелевших римских солдат и осматривали нижние помещения, Федор спустился на палубу поверженного флагмана, усеянную трупами легионеров. Осторожно переступая через поверженных римлян, плававших в луже собственной крови, Чайка настороженно вглядывался в лица, боясь узнать среди них своих старых знакомых по римской службе. Но к счастью, никого не узнал. Все это были сплошь незнакомые легионеры.
Неожиданно снизу донесся крик. Федор вскинул голову: кричала женщина. «Откуда здесь женщина?» — подумал Чайка, направляясь к лестнице, но к нему навстречу уже спешил офицер морпехов.
— Что там у вас? — бросил на ходу Федор, спускаясь в полутьму второй палубы.
— Там римлянка с ребенком, — сообщил офицер, — заперлась на корме у триерарха,[28] кричит что-то. Я не понял, но видно, что убьет себя и ребенка, если мы попробуем ее захватить.
— С ребенком? — отчего-то переспросил Федор, ускоряя шаг и направляясь в сторону кормы между скамеек с угрюмыми гребцами и солдатами Карфагена, охранявшими захваченную палубу.
— Мы хотели сломать дверь, но решили сначала доложить, — добавил офицер, еле поспевая за ним, — ее охраняло человек двадцать легионеров, мы убили всех. Похоже, это важная птица.
Приблизившись к двери в узкий кубрик, у которого цепью стояли морпехи, Федор вдруг услышал новый крик.
— Только войдите, — кричала насмерть перепуганная женщина по латыни, — и я убью себя! И того, кто войдет первым. Я дорого продам наши жизни!
Голос ему показался очень знакомым, но давно забытым, словно он слышал его в другой жизни. И вдруг Чайка вспомнил, когда и где в последний раз слышал этот голос. На аллее парка, когда бежал из Рима два года назад.
— Юлия, — еле слышно произнес Федор.
Так тихо, что даже стоявший рядом офицер ничего не мог расслышать.
— Прикажете выломать дверь? — уточнил офицер.
— Нет, отойдите все подальше, — ответил Федор, сделав шаг по направлению к низкой дверке, ведущей в тесные покои триерарха, — я сам поговорю с ней. Ты прав. Это действительно самый важный гость на этом корабле. Ты даже не представляешь, кого мы захватили.
Подойдя к самой двери, из-за которой послышалась возня и плач ребенка, Федор обернулся назад, словно боясь, что морпехи подслушают разговор. Солдаты, выполняя приказ, отодвинулись метров на пять, с интересом переглядываясь и ожидая развязки.
Чайка поднял руку и с силой стукнул кулаком в дверь.
— Не смейте входить! — тотчас раздался насмерть перепуганный голос.
— Юлия, — чуть возвысив свой голос, произнес Федор по латыни, — это я, Чайка. Ваш корабль захвачен моими людьми. Тебе не убежать. Открой дверь и я спасу тебя.
За дверью воцарилась тишина. Однако она была наполнена таким нервом, что Федор не сомневался, его услышали и узнали. Спустя короткое время дверь внезапно распахнулась, и морпех резко шагнул внутрь, захлопнув ее за собой.
Перед ним стояла юная римлянка в белом складчатом одеянии с обнаженным кинжалом в руке. Федор увидел знакомое узкое личико, обрамленное платиновыми волосами до плеч, и серые глаза, в которых светился сейчас безумный страх и безумная отвага разъяренной львицы одновременно. А еще, — недоумение.
— Ты?! — произнесла Юлия, опуская кинжал, — Чайка…откуда ты… здесь… ведь я уже готовилась умереть.
— Еще рано, — коротко сказал Федор, прижимая ее хрупкое, внезапно обмякшее тело к своей груди, — ты мне еще очень нужна, Юлия. Не умирай.
И вдруг он ощутил, как содрогаются ее плечи. Римлянка разрыдалась, выронив кинжал. Обнимая и успокаивая ее, Федор вдруг заметил в глубине кубрика мальчугана в белой тунике, прятавшегося под столом. Его не по годам смышленые глаза внимательно смотрели оттуда на неизвестного солдата, обнимавшего сейчас его мать.
— Ведь я же обещал, что вернусь за тобой, — проговорил Федор, погладив ее по волосам и осторожно отстраняя от себя.
— Я так давно ждала тебя, что уже устала ждать, — с трудом произнесла прекрасная римлянка уставшим голосом, — я потеряла надежду, Чайка, а сегодня…
— Нам надо действовать, — прервал ее Федор, снова глядя в глаза девушке, — твоя охрана убита, а корабль захвачен солдатами Карфагена. Все они подчиняются мне, но, думаю, нам нельзя пока открывать другим, что мы знакомы. Я сделаю это позже, когда мы будем на берегу в безопасности.
— О какой безопасности ты говоришь, — произнесла Юлия, — ведь я же римлянка. Меня ждет смерть или рабство…
— А это, твой сын? — спросил вдруг Федор, бросив взгляд на мальчугана.
— Это твой сын, Чайка, — призналась девушка и на ее глаза опять навернулись слезы, — наш сын.
Федор снова обхватил ее лицо руками и долго целовал, не в силах оторваться. Но все же сделал это.
— Пора выходить, а то солдаты могут решить, что ты меня убила и ворваться, — сказал Федор, с трудом делая шаг к двери, — Сейчас надо выиграть время…
— Скажи им, что я твоя рабыня, — произнесла Юлия, внезапно взявшая себя в руки. И посмотрев на нее, Федор вновь увидел перед собой дочь римского сенатора, гордую и неприступную красавицу, — они поверят. А потом… неважно, боги помогут нам. Понадеемся на них.
Чайка молча кивнул, соглашаясь, и толкнул дверь.
— Я взял пленницу, — объявил он своим солдатам, и, посмотрев на офицера, добавил, — это дочь римского сенатора. Она сдалась добровольно и отныне становится моей заложницей и добычей. Моей рабыней. Отведите ее и ребенка в мои помещения на «Агригент» и обращайтесь с ними, как следует обращаться с заложниками высокого ранга.
