— Что было после Сталинграда? — спросил Коля.
— Ничего не было. Плен.
— И как же вы из советского лагеря попали в немецкий?
— Я бежал из плена.
Коля рассмеялся.
— Вы?! Бежали?! И сотни километров пробирались по нашим тылам? А потом вы, летчик, ничего не понимающий в сухопутной войне, смогли перебраться через линию фронта? И вас не поймали? Не выдали милиции? Не пристрелили?
— Я сбежал на самолете.
— Еще чище! — снова рассмеялся Коля. — Я, знаете ли, сидел в нашем лагере и ни одного самолета даже в небе над ним не видел.
— Это действительно невероятно, Николай. В гестапо не поверили ни одному моему слову. Но я действительно сбежал на самолете. Этот самолет подставил мне русский генерал Головин.
Коля чуть не поперхнулся. Его начальник Головин приложил руку и к судьбе фон Гетца.
«Я, Штейн, этот фон Гетц — все мы лишь куклы для Филиппа Ильича Судьбу любого из нас он может решить в один момент. Захочет — к ордену представит, захочет — прихлопнет как муху», — подумал Коля.
— Верю, — согласился он с фон Гетцем. — Филипп Ильич может. Он все может. Самолет для него достать и немца переправить — пара пустяков.
— Вы знаете этого генерала?
— Знаю, — Коле захотелось сменить тему. — Что было дальше?
— Дальше меня передавали из гестапо в абвер и обратно, пока меня не забрал Геринг. Я стал служить в штабе люфтваффе в Берлине.
— И из этого штаба вы попали в лагерь?
— Из этого штаба я попал к Кессельрингу заместителем командующего авиацией нашей группировки в Северной Италии.
— Так это Кессельринг вас упрятал за колючую проволоку?
Фон Гетц посмотрел на Колю, решая, шутит он или говорит серьезно.
— Так вы ничего не знаете? — спросил фон Гетц.
— А что я должен знать?
— Про покушение на нашего фюрера.
— А разве на него совершено покушение?! — изумился Коля. — И кто же на него покушался? Наши? Англичане?
— Немцы.
— Немцы?!
Коля был ошеломлен. Он никогда не ожидал, что немцы могут покуситься на жизнь своего обожаемого и обожествляемого фюрера.
— Да, немцы. Полковник Штауффенберг пронес в своем портфеле бомбу на совещание в бункер.
— Вы-то тут при чем? Не вы же проносили бомбу.
— Это неважно. По делу 20 июля были арестованы тысячи офицеров и генералов. Многих расстреляли.
— А вы-то каким боком к этому делу? Вы были знакомы с полковником, участвовали в заговоре против Гитлера?
— Нет, Николай, — разочаровал Колю фон Гетц. — С Штауффенбергом мы знакомы не были. Я — из люфтваффе, он — из вермахта Наши пути не могли пересекаться. И в заговоре я не участвовал. Я даже не знал о нем.
— А если бы знали?
— А если бы знал, то все равно не стал бы в нем участвовать.
— Тогда за что вас упекли в этот лагерь?!
Фон Гетц вздохнул.
— Понимаете, Николай, СС и СД под предлогом расследования этого заговора стали сводить счеты с неугодными им людьми.
— Чем же вы не угодили СС?
— Я отказался с ними сотрудничать.
— А вам предлагали?
— Предлагали. Меня вербовали Гиммлер и Шелленберг при назначении в Северную Италию.
— И вы отказались?
— Отказался.
— Почему?
— У нас в люфтваффе, — голос фон Гетца зазвучал гордо, почти надменно. — Презирают СС. Кроме того, мое назначение, как оказалось, было уже заранее решено лично рейхсмаршалом. Ни Гиммлер, ни Шелленберг не являлись моими благодетелями.
— И вы?.. — начал Коля.
— И я попал в эти жернова, — продолжил фон Гетц. — Эти господа из СС ничего не забывают и не умеют прощать.
Некоторое время они ели молча.
— Что вы намерены со мной делать? — спросил, наконец, фон Гетц.
— В каком смысле?
— В прямом. Для чего-то же вы вытащили меня из лагеря?
— А-а, — облегченно вздохнул, ожидавший подвоха Коля. — Ничего.
— Как — ничего?
— Так. Ничего. Идите себе куда хотите. Или живите тут. Я дам вам денег на первое время. У меня еще со Швеции сохранились собственные накопления.
— Послушайте, Николай! — поджал губы фон Гетц. — Перестаньте валять дурака и разговаривайте серьезно, как подобает военному человеку. Перед вами сидит генерал-майор люфтваффе…
— Да не сердитесь вы, — Коля сделал успокаивающий жест. — Передо мной сидит военнопленный разбитой армии и строит из себя невесть что перед подполковником армии-победительницы! Давайте лучше чайку с вами попьем. У меня есть настоящий английский.
— Но можете вы по крайней мере объяснить мне, каким вы видите мое будущее и почему носите погоны майора?
— Приказ еще не объявлен, своему начальству я в новом звании не представлен, вот и хожу пока майором. А ваше будущее я вам уже объяснил. Идите куда хотите или оставайтесь пока у меня. Я не испытываю к вам ненависти. И кроме того… Помните, два года назад, под Сталинградом?..
Конрад кивнул. Он помнил.
Два года назад он, тогда офицер штаба окруженного Пятьдесят Первого корпуса, спас жизнь Коле, которого должны были расстрелять, как партизана.
— Ну, а раз помните, — заключил Коля. — То и не выделывайтесь, — и тут он вдруг стукнул ладонью по столу. — У меня есть отличная идея насчет вас, Конрад!
— Идея? — переспросил фон Гетц. — Какая?
— Почему бы вам не поехать в Оре и не составить компанию нашему общему знакомому Курту Смолински? Если вы помните, он поехал туда с вашими документами чинить подъемники на горнолыжном курорте. Будете чинить их на пару. До конца войны осталось не так много времени, скоро в Оре съедутся курортники, уволенные из армий Европы, и вы сможете хорошо заработать на прокате лыжного снаряжения, — заметив, что Конрад то ли не понял его предложения, то ли колеблется, Коля успокоил его: — Через шведскую границу я вас переправлю без проблем. Все-таки я долгое время состоял при маршале Маннергейме, и мое слово в этой стране кое-чего значит.
— При чем тут Оре? При чем тут Смолински и его чертовы подъемники?
— А что такое?
— Мне нужно обратно в Рейх! Поймите, мне нужно в Рейх!
— Чтоб вас там расстреляли?
Фон Гетц представил себе такое. Его ловят в Германии или даже раньше, в пути, и приговаривают к расстрелу. Это показалось ему неважным. Сейчас рушилась его страна, и смерть одного человека уже не выглядела трагедией.
— Это неважно, — повторил он вслух свои мысли. — Смерть одного — уже не трагедия. Нужно просто исполнить свой долг солдата. У вас долг перед своей родиной, у меня — перед своей.
Они разговаривали всю ночь. Обо всем. О долге. О послевоенном будущем. О Советском Союзе. О Германии. О советских лагерях, в которых оба побывали. О девушках, которых, в сущности, оба не знали. Они разговаривали не как друзья, но как люди, пусть и выросшие на разных планетах, но прожившие одинаковую жизнь и шедшие схожими дорогами. Они удивлялись перипетиям судьбы, сводившей, разводившей и снова сводившей их в самых неожиданных местах и в самое неожиданное время, сравнивали свои биографии и делились впечатлениями от мест, людей или событий, которые были знакомы обоим. Они разговаривали долго и откровенно, позабыв, что родились в разных странах и служат в разных армиях. Оба они не знали, что это не последняя их встреча.
