Я даже не улыбнулся. В этом доме не шутили. Здесь священнодействовали.
Несколько мгновений я постоял под лавром, затем усмехнулся, спрятал ненужные очки и толкнул дверь…
— Вы не находите, маркиз, что есть нечто страшное в священной любви к Отечеству?
Он стоял у огромного стола — маленький, в оливковом камзоле и кремовых кюлотах. Пышный белый галстук почти закрывал подбородок. Недвижное желто-зеленое лицо под густо напудренными волосами напоминало восковую маску.
Я не глядел на него. Мой взгляд не отрывался от окон — высоких, чисто вымытых. Там, за ними, была улица Сент-Оноре — дорога в Вечность…
— Ради Отечества мы готовы на все. На все, понимаете? Думаю, вы должны меня понять…
— Репетируете завтрашнюю речь, господин де Робеспьер? — хмыкнул я. Притворяться не было нужды. Он узнал меня, я — его.
Напудренная голова слегка дрогнула.
— Нет… С тех пор, как мне доложили, кто вы на самом деле, я постоянно думаю о любви к Отечеству. Здесь нет парадокса. Вы — один из самых страшных врагов Республики, маркиз. Но вы любите Отечество. Да, в этом есть что-то страшное…
— Разрешите присесть, — самым прозаическим тоном заметил я. — Не люблю говорить стоя.
Узкие плечи слегка дрогнули. Вождь Революции небрежным движением кивнул на стул — действительно, единственный в этом огромном кабинете.
— Прошу…
Я с удовольствием присел, закинул ногу на ногу и быстро осмотрелся. В углу стоял бюст — почти такой же, как внизу, но с трехцветной лентой. На стене три портрета — один другого крупнее и ярче. Зеленолицый был всюду — самодовольный, уверенный в себе. Лишь у дальней стены приютилось знакомое гипсовое изваяние с длинным носом. Лепелетье де Сен-Фаржо! Ну привязался!
— Час назад мне сообщили — генерал Дюгомье взял Тулон, — негромкий скрипучий голос звучал ровно и спокойно. — Все, что вы затеяли на юге, маркиз, провалилось. Тем не менее я выполнил, что обещал…
Да, выполнил. Иногда и Сатана держит слово. Полгода назад мы беседовали в этой же комнате…
— Я пропустил ваши отряды к Лиону, маркиз. Мы квиты.
— Еще бы! — усмехнулся я. — Этим вы отвлекли армию Святого Сердца от Парижа, а заодно сумели поставить вне закона бриссотинцев. Союз Бриссо и принца Конде! Хороший подарок для истинных якобинцев!
— У каждого — своя цель. — Узкие плечи дрогнули. — Вы думали, что удержите Лион. Я рассуждал по-другому. Как видите, вы проиграли. Или вам кажется, что парижские санкюлоты поднимут белый флаг?
Я не стал спорить. Жак Ножан все еще надеется на благоразумие Зеленой Рожи. Очевидно, напрасно…
— Итак, маркиз, прежде чем я отдам приказ о вашем аресте, позвольте узнать, чему обязан?
— У нас остались кое-какие дела, — охотно сообщил я. — Даже не дела. Так, делишки…
— Правда? — Восковая маска дрогнула. — Кстати, удовлетворите мое любопытство, маркиз. То, что Шалье мертв, я уж понял. А почему живы вы?
Жив? Что бы он сказал, сообщи я правду? Но зеленолицый имел в виду другое.
— В Лионе, на площади Биржи, был казнен мой брат — виконт Александр де Руаньяк. Мы были очень похожи…
«…Кто-то из нас должен выжить, Франсуа! Назло им! Назло этим убийцам!» Мы уходили разными дорогами, но Шалье, предатель Шалье, сумел предупредить «синих». Александр и виконт Пелисье, мой верный адъютант, попали в засаду…
— Неуловимый Руаньяк… — На неподвижном лице мелькнуло что-то, напоминающее улыбку. — Шалье мне сообщал. Неплохо придумано! Один Руаньяк атакует «синих» у Понт-де-Вель, другой защищает Старый Бастион у Роны. Впрочем, это уже неважно… Что вам надо?
— Мне? — удивился я. — Мне надо, чтобы во Франции воцарился Его Величество Людовик XVII. Ну и естественно, чтобы все убийцы и разбойники получили по заслугам.
Он невозмутимо кивнул.
— Боюсь, ничем не могу помочь, маркиз!
— Да ну? — удивился я. — В самом деле? Полгода назад вы открыли фронт для моих отрядов. Почему бы не попробовать снова?
— Не вижу смысла.
Внешне он был абсолютно спокоен — как восковая фигура, как мраморный бюст. Но я чувствовал — зеленолицый волнуется. Воскресший из мертвых де Руаньяк не придет с пустыми руками.
— Смысл есть, господин де Робеспьер. Армия Святого Сердца разбита, Вандея блокирована, Тулон взят, а заодно уничтожены все друзья господина Бриссо. Но в банке еще много пауков. Есть Эбер, есть Дантон, есть Шометт. Есть предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо…
— Ложные друзья Отечества погибнут! — Тонкие губы улыбались. — Добродетель восторжествует на их гробах!
Я вздохнул, вспомнив Титана. Да, без добродетели здесь не делают и шага!
— Вероятнее всего, погибнут, господин де Робеспьер. Но при условии, что вы останетесь у власти. А для этого нужно отложить введение новой конституции, усилить террор, передушить всех несогласных…
Восковая маска вновь казалась неподвижной. Было даже непонятно, слушает ли он. Но я знал — слушает.
И очень внимательно.
— Беда лишь в том, что ваши войска слишком быстро наступают. Скоро все — даже истинные якобинцы — перестанут понимать, зачем Франции такое правительство. Поверьте, «национальная бритва» пугает не только роялистов…
— К чему вы ведете? — хриплый голос дрогнул. Я вновь улыбнулся:
— Да к тому, что в ваших интересах, господин де Робеспьер, чтобы «синие» наступали чуток помедленнее. Побед поменьше, трудностей побольше. А за это время вы разберетесь со всем вашим зверинцем. Какой срок вы наметили? Полгода? Год?
Я полез в карман, не без удовольствия заметив, как Вождь Революции начал быстро смещаться к ближайшей портьере. Наверно, Зеленая Рожа решил что его ждет судьба гражданина Марата.
— Прошу…
Листок, исписанный аккуратным женским почерком — тем, которым следует писать любовные эпистолы, а не переписывать секретные протоколы…
Его рука скользнула в карман. На этот раз вздрогнул я — по привычке. Загнанный в угол скорпион жалит. Но из кармана были извлечены очки в простой железной оправе. Очки долго водружались на нос, затем рука нерешительно взяла бумагу…
— Ну и что?
Внезапно мне стало весело.
— Именно это и спросит у вас гражданин Вадье. Предатели ищут предателя — не забыли, надеюсь? Признаться, пришлось померзнуть, прежде чем я встретил мадемуазель Дюпле у дома Леметра. Кстати, из нее может получиться очень хороший агент. Ваша невеста не виновата, что вместо Шалье ей пришлось общаться со мной. Итак, этот листок… Думаю, почерк вашей невесты достаточно известен в Комитете общественной безопасности…
Он молчал, и я внезапно понял — зеленолицый что-то задумал. Он боится Вадье. Но ворон ворону глаз не выклюет. Мало ли что можно предложить Великому Инквизитору?
