Хозяин кабинета прекратил свое занятие и поднял голову. Осмотрел майора внимательным взглядом.
– Да, конечно, помню. Это касается Барсовой?
– Совершенно верно. Вот предписание. Подготовьте, пожалуйста, документы на выписку.
– Да. Все будет готово через полчаса.
– Где я могу ее найти?
– Я распоряжусь. Вас проводят. У нее отдельная палата, как и было указано ранее.
– Спасибо.
Невысокая девушка в больничном халате стояла у окна и рассматривала заснеженный лес. Услышав шаги, она обернулась.
– Здравствуйте, Марина. Я майор Гальченко. Теперь вы будете работать со мной.
– Как с вами? Я вас не знаю. Мне сказали уже к выписке готовиться, в часть возвращаться.
– Все так, Марина. Только часть у вас теперь другая будет. И работа немножко другая.
– Мне на фронт надо. Там моя работа и там мое место.
– Все так, только фронт – он разный бывает, и не всегда на передовой. И не всегда во вражеском тылу. И в нашем тоже дел хватает.
– Это как так в тылу? Я же радист, и мое место в разведке.
– Нет, вы уже не радист. Это в прошлом. У вас теперь и другие навыки имеются. Грех было бы их в землю закапывать. А радистов мы и других найдем. Тем более что группа ваша в полном составе погибла. Пока еще новую сформируют, пока сработаетесь с ними. Есть, конечно, и другой вариант. Узел связи у вас ведь специалистами недоукомплектован, насколько я знаю? Вот начальником смены радистов и пойдете. Устраивает это вас?
– Как начальником смены? Я же младший сержант, а тут лейтенант полагается.
– Нет, Марина. Уже две недели, как младший лейтенант. Вот документы, посмотри.
Майор передал ей пакет. Марина открыла пакет и внимательно просмотрела содержимое.
– Это почему так? Я же не сделала ничего особенного.
– Там все сказано: за выполнение задания командования.
– Да ведь оно совсем другим было.
– А откуда это известно? Ты как радист всех тонкостей знать не могла. Все подробности мог знать только командир.
– Но, товарищ майор, это же все не так! Это за документы так? И орден за это? Так это вообще не наша заслуга. Это дядя Саша все принес. Почему вы про него ничего не говорите? Где он сейчас? Что с ним? Я понимаю все то, что он говорит, на первый взгляд, невероятным кажется, но это же все правда.
– Читал я то, что ты про него говорила и то, как он тебя учил и что рассказывал при этом. Действительно звучит все странно, для нашего уха не привычно. Но я, девочка, на своем веку еще и не такое слышал и видел. И смутить меня чем-то очень трудно.
Майор прошелся взад-вперед по коридору и, внезапно обернувшись, бросил Марине коробок спичек.
– Хоп!
Плавно повернувшись на месте, она скользнула вбок и вытянутой рукой подхватила брошенный коробок.
– … ?
– Хм, – хмыкнул майор. – А почему вбок ушла?
– Само собой как-то вышло.
– Правильно вышло. Читал я твои объяснения. Мне самому проверить надо было. Это, девочка, называется подсознательная реакция на резкое изменение обстановки. Уход с линии возможного огня. Таким премудростям у нас не менее полугода учиться надо. И то не каждый схватывает. А у тебя за неполные две недели все закрепилось. Талант был твой дядя Саша. Ничего сказать не могу – мастер. Хотелось бы мне с ним за кружкой чая кое о чем бы поговорить.
– Вы говорите – был?
– Был. Погиб он при переходе линии фронта. Шальная пуля и все. Случайность. И не с такими людьми бывает.
– Как погиб? Он же говорил: 'Убить меня трудно'.
– А так. Это если видишь врага, всегда уйти можно или самому выстрелить первым. А от случайной пули никто не застрахован. Ему теперь все равно уже. Ордена ему не нужны и звания ни к чему. А ты живая. Последняя из всех, кто к этому делу причастен был. Пусть не впрямую, а косвенно. Но и твоя заслуга в этих документах тоже есть. И она не маленькая. Не одну тысячу жизней эти бумажки уже спасли и еще спасут. Потому и орден твой заслуженный и звание внеочередное. Ты думаешь, если бы он жив был, чего другого бы захотел?
– Вот вы говорите, ордена и звания, а он вообще про это не вспоминал, больше о том говорил, как мне себя вести и что дальше делать. Как смотреть, как ходить и что думать при этом. Как выжить, в конце концов.
– Мы все об этом думаем, поверь мне, ладно? Но не у всех это выходит. Или выходит не так, как хотелось бы. Сколько времени надо на каждого человека потратить, иногда думаешь – все, готово, может! А его раз – и убили. Чего-то я, выходит, не доглядел. А с тобой две недели – и результат налицо! Мне бы такого инструктора – на руках бы носил!
– Не знаю я, товарищ майор. Мне сейчас говорить трудно. Можно я одна побуду? Вы не обижайтесь, но мне сейчас не по себе как-то.
– Я не обижаюсь. Только времени у нас с тобой мало. Через полчаса твои документы будут готовы к выписке. Пока вещи соберешь. Форму тебе получать не надо, я уже привез новую. Шофер принесет тебе ее через полчаса. Удостоверение личности я тебе уже передал, в конверте оно.
– Через час. Пусть через час он мне все принесет. Я …
– Хорошо. Пусть будет через час. А я тебя все это время на улице подожду.
Майор повернулся и зашагал по коридору. Марина осталась стоять в коридоре. Глаза ее продолжали смотреть на заснеженный лес, но не видели его. 'Я буду тебя ждать, Котенок. Ты вернешься, и я тебя встречу.
– А вы сумеете? Ведь столько объяснить придется? Люди сейчас подозрительные, не верят никому. А вы такие вещи странные рассказывать будете.
– Они все равно людьми остаются. Независимо от того, что вокруг них происходит. Всегда можно человеку объяснить так, что он поймет.
– Я тоже буду вас ждать. Я очень сильно ждать буду. Только приходите. Придете? Обещаете?
– Меня, Котенок, убить нелегко. Жив буду – приду обязательно. Пусть и не сразу. Пусть время пройдет. Но я тебя найду. Принесу тебе букет цветов, хочешь? Какие ты больше любишь?
– Розы. Мне никто роз не дарил еще.
– Ну, значит, будут тебе розы. Целый букет'.
Хрусть, хрусть, хрусть…
Под ногами скрипит снег. Он долеживает уже последние деньки, по утрам уже припекает, и скоро уже потекут первые ручейки. Я произвожу свой традиционный дневной обход нашего хозяйства. Смотрю, что в нем творится. Все ли в порядке? Вон на сгоревшем доме копошатся узбеки. Поднимают стену и наводят крышу. Вот подъехала машина. Это Сереге в ресторан привезли продукты. Жизнь идет своим чередом. Последствия пожара в нашем маленьком городке успешно ликвидируются. Дом сгорел почти полностью. Рухнули перекрытия, и обвалилась стена. Слава богу, на пожаре никто не погиб. Малолетний шкет, которого я выкинул в окно, остался цел и даже ничего себе не поломал и не вывихнул. Так что его отец, который с неслабым эскортом принесся к нам по утру, получил его в целости и сохранности. На фоне чего все предложения о компенсации ущерба были восприняты им без особого напряга. Впрочем, с ним разговаривал не я, и всех подробностей не знаю. Лично для меня эта история имела последствия в виде джипа, который благодарный родитель подогнал мне по выздоровлению. Во всяком случае, когда я выписался из госпиталя (слава Богу, что он у меня и на пенсии сохранился) меня ждал во дворе этот неожиданный сюрприз. Пролежал я долго, только в бессознанке был больше месяца. Когда пришел в себя, то первое время не узнавал никого вокруг, да и в окружающей обстановке ориентировался с трудом. Однако же тренированная голова потихоньку расставила все на свои места, и в один прекрасный день я проснулся с чувством полной ясности в мозгах. Только вот на левом боку у меня обнаружился неизвестного происхождения шрам. Словно бы от пулевого ранения. Только вот не помнил я такового, хоть убей. Отродясь мне никто туда не стрелял. Пролежав в палате еще около двух недель, я был выпущен на волю с кучей предписаний и оговорок. Следуя логике врачей, мне теперь ничего, тяжелее карандаша, поднимать, было нежелательно и вредно. На моей памяти это было уже второе такое предупреждение. Первое сделали мне еще лет тридцать пять назад, после перенесенного в детстве воспаления легких. Увы, тогда мои малолетние мозги не восприняли это всерьез. Будем надеяться, что сейчас будет иначе, хотя опыт подсказывает мне нечто иное.
