Ознакомительная версия.
— Но я ничего не понял. — «Макар» лег в кобуру с «вкусным» шорохом. — Ты сказал, что это нужно мне. Я пока этого не вижу.
— Увидишь, — снова часто-часто закивал Ниху, — как только встретишься с Тварью. Ты многое тогда увидишь, больше, чем положено простому человеку. Больше, чем можешь себе представить. Больше, чем могу себе представить даже я.
Я поднял голову и снова посмотрел на небо. Оно было все так же сумрачно, по-прежнему занавешено густыми дымными облаками и по-прежнему красиво…
— Ниху, если ты меня обманул, если пытаешься использовать меня в своих целях, я вернусь. Если окажется, что мне это не нужно, я вернусь. Я все равно вернусь, но на этот раз — конкретно к тебе. И в «макаре» будет серебро, поверь мне.
— Я не обманывал тебя, — сказал Ниху, — но ты зря угрожаешь богу, курьер.
— А я человек, Ниху. И ничто человеческое мне не чуждо…
Позже выяснится, что из осажденного города за свинцовую стену МКАДа смогла прорваться только одна группа. Она состояла из бойцов всех четырех изначально участвовавших в конфликте лагерей. Костяк группы и основную ударную силу составили остатки тигровых манипул генерала Фальстата. К ним примкнули наиболее дисциплинированные части наемников Пинаса, состоящие, по большому счету, из бывших профессиональных военных. Последние были по численности примерно равны тигровым гвардейцам, поскольку понесли значительные потери за последние несколько суток. Значительно меньшую по численности часть группы составляли примкнувшие бойцы, вошедшие в город за последние сутки. Их потери можно было смело именовать катастрофическими. План зачистки города мелкими диверсионными группами оказался роковой ошибкой, поскольку за Пинасом в то время еще стояли реально боевые подразделения, а не только уголовный сброд и мелкие наемники, как считало командование атакующих сил. Ну и, наконец, последними в группу неожиданно вошли некогда принадлежавшие ДеНойзу байк-части. Действительно боевыми единицами их назвать было нельзя, но понимая, что в данном случае они бьются за собственную шкуру, денойзиты дрались яростно и не отступали. Сколотил, подчинил себе и вел группу тигровый капитан Томас Ланкер, известный под прозвищем Тамерлан. В 1995 году его танк первым вошел на окраины Грозного, и именно его манипула позже в течение двух недель ожесточенных боев удерживала центр столицы непризнанной суверенной Республики Ичкерия, понеся минимальные потери.
В этот раз минимальными потерями обойтись не светило, это Тамерлан понимал. Однако буквально усеивая путь своими и чужими солдатами, он умудрился вывести оставшуюся часть группы за МКАД. Во время отхода от города (байк-части оторвались и исчезли в окружающих лесах, там же, где несколькими днями раньше растворился сам Де-Нойз), группа Тамерлана напала на лагерь Хорезм и сожгла его. Таким образом, история вновь прошла по кругу, лишь слегка изменив масштабы. Но для нее, как и для богов, размер значения не имеет. Факт остается фактом — новый Тамерлан сжег новый Хорезм, остальное — мелкие подробности и лирические отступления. Единственным, кто уцелел во время резни и огненных плясок Хорезма, был водитель военного кунга, простой парень Серега Дымарев… Он, кстати, прожил долгую и счастливую жизнь, помимо всего прочего, пристрастившись к коллекционированию холодного оружия.
В общей сложности Тамерлану удалось вывести из осажденного города руин около тысячи человек плюс почти столько же он потерял во время прорыва. Позже все выжившие, за исключением Тамерлана, будут расстреляны как военные преступники, сам же капитан Ланкер успеет застрелиться. В газетных некрологах будет часто упоминаться речка Волховец и Вторая Ударная армия генерала Власова.
По сути, этот момент можно считать окончанием осады города и битвы за Москву в целом. Войска, окружавшие до того город по периметру МКАДа, вошли в разрушенную Москву, и на сей раз зачистка прошла быстро и почти без потерь со стороны регулярных сил. Благо в городе к тому времени оставалось чуть более пятисот человек от всех лагерей, все разрозненные и потерявшие представление о происходящем. Зачистили всех. Как водится, ведь история любит ходить по кругу. Куда исчезли брэндмауэры, никто попрежнему не знает.
И вот я снова шел по улицам покинутого людьми и снова обретенного ими города. В кровавой агонии, в безумной страсти разрушения, в чередовании страха перед себе подобными и ненависти к себе подобным люди вернулись к началу начал. Прошли очередной круг. Но там, в начале, были только камни, обугленные остовы столбов и дым, затмевающий солнце. Огромные грабли, на которые человечество наступает то изнеженной левой, то мозолистой правой ногой, снова хлопнули от всей души по оловянному лбу глупости и неумения анализировать собственные ошибки. Добились ли люди чего-то значительного, разрушив этот не самый скверный город? Обогатились ли важным опытом? Не знаю, на первый вопрос ответа у меня нет. Возможно, и в разрушении есть некий высший смысл, но я с трудом разбираюсь со смыслами на уровне своего роста, что уж говорить о высшем. А вот опыт… К чему он людям, если, накапливая, мы складируем его пыльными томами на перифериях архивов и забываем?
И вот я снова шел по мертвому городу, которому, естественно, предстояло снова вознестись над холмами в прежней, а может и иной стати, и думал: «Зря. Зря все это, зря все это так. Глупое ты животное, человек, глупое и мелкое. Тебе кажется, что, разрушая, ты утверждаешься, но ты лишь самоутверждаешься в собственных глазах, подобно ребенку, который стянул у отца сигарету и забрасывает первое семя рака в свое тело. А сколько у тебя было этих посевов, человек? Способен ли ты сам себе ответить на главный вопрос бытия, человек? Зачем?»
Кремль рос передо мной за горбом щербатого, покореженного, но все еще висящего над рекой моста. Теперь его не скрывали высокие многоэтажки, не прятали рекламные щиты и тела рекламных дирижаблей. Только разруха и беда окружали древнюю неколебимую крепость, такую смешную в наш век баллистических ракет, такую ненастоящую, но вот же — живую и, кажется, почти вечную. Правда, и в ней появилось что-то ущербное, но отсюда, издали, я не мог разобрать, что именно. А расстояния вели себя странно и непредсказуемо. Лишенное привычных городских ориентиров зрение то и дело ошибалось, обманывало, и Кремль рос, но в то же время как будто и не приближался.
Человек сидел на поваленном фонарном столбе и смотрел в мою сторону. На нем был старый темно-серый костюм в рыбью косточку, сильно испачканный и помятый, но все-таки именно из-за костюма он смотрелся как нельзя некстати среди руин и щебня. Он был стар и измучен. И я не ожидал встретить в этом месте кого-то вроде него. А когда увидел, вдруг четко осознал, что это отнюдь не случайная встреча, что время случайных встреч для меня прошло. По крайней мере пока. Ненадолго.
Ознакомительная версия.
