Ознакомительная версия.
Старик смотрел в мою сторону и неуверенно улыбался. Он поглядывал на мое непомерно разросшееся плечо и отводил глаза. Согласен, нотрдамский горбун посреди разрушенной Москвы тоже выглядел бы абсурдно. Однако страха в его глазах не было, и это меня удивило. Любая встреча в этом месте и в это время таила потенциальную опасность, и нужно было выжить из ума, чтоб не осознавать этого.
— Здравствуйте. — Я постарался тепло улыбнуться, чтобы не напугать бедного старика, на долю которого, по всей видимости, и без того пришлось немало передряг. Он ответил все с той же неуверенной улыбкой:
— Здравствуйте…
Все-таки, видимо, вечерело. В воздухе помимо привычной уже серости появились оттенки синего, к тому же начал задувать свежий ветер.
— Как вы думаете, — глядя в сторону Кремля, спросил старик, — в городе кроме нас кто-нибудь выжил?
— Я видел людей, но не знаю точно, как давно это было. Время ведет себя странно. К тому же…
Я замолчал, не зная, стоит ли рассказывать потрепанному и утомленному старику о том, как я обошелся с зелеными фигурками и черными силуэтами. Но он был совсем не глуп, этот так старик.
— Вы их… хм… убили, я думаю?
— Да… мне пришлось.
— А меня вы тоже убъете?
— Почему вы так решили?
— Не знаю. Мне кажется, здесь все только и думают, как бы поскорее перебить друг друга, чтобы вся эта история поскорее закончилась. А ведь история никогда не заканчивается.
— Откуда вы знаете?
— Я историк. Профессиональный историк. Был архивариусом в Главном архиве Москвы… хм… в Останкинской телебашне.
— В телебашне? Странно, я никогда не слышал об архиве города. Может быть, это была засекреченная информация?
— Да нет, в общем. Я думаю, дело в другом… — Старик достал из внутреннего кармана пиджака пачку «Winston» и предложил мне. Мы закурили. — Знаете… хм… Я ведь очень хорошо знаю Москву, это, так сказать, моя профессиональная обязанность. Должностная, если хотите. Но… Я не узнаю этого города. И дело, знаете ли, не только в том, что он разрушен. Москву рушили и сжигали, и от этого она не переставала быть Москвой. Но… хм… этот город и Москва, и не Москва. Не совсем та Москва, которую я знаю. И я этого не могу понять.
— Вы просто очень устали. Простите, как вас зовут?
— Харомский Петр Петрович.
— Роман, — назвал я свое давно забытое имя, и старик ответил с неуверенной улыбкой:
— Очень приятно.
— Так вот, Петр Петрович. Вы просто очень устали. Но потерпите, очень скоро вся эта история действительно закончится. Может быть, начнется новая, я не знаю, но надеюсь, у нас у всех будет возможность отдохнуть. И у вас тоже.
— Это было бы… хм… славно. А скажите, те люди, которых вы видели и… хм… убили… Наверное, в противном случае они убили бы вас?
— Не знаю, не думаю. Просто в тот момент я знал, зачем это делаю. Был какой-то смысл. А теперь я его забыл. Знаете, Петр Петрович, за эти сутки произошло много странных вещей, и со мной в том числе. Я как будто бы научился жить по-новому… Но я вроде бы и потерял что-то важное. И у меня все время такое ощущение, что я нынешний все дальше отхожу от себя настоящего.
— Да, я, кажется, понимаю, о чем вы. — Архивариус кивнул и аккуратно затушил окурок об камень. Рука у старика была морщинистая, в пигментных пятнах. — Мы все что-то потеряли и что-то приобрели. Кто-то больше, кто-то меньше… Вы знаете, меня спас один солдат, из тигровых. Сначала он очень плохо со мной обращался, заставил в какой-то момент почувствовать… хм… унизительное бессилие. А потом вывел меня коллекторами… очень-очень глубоко под землей. Я ведь даже не знал, что такие существуют. Хотя… хм… должен был, теоретически. Там, в коллекторах, нам повстречался октопус. Знаете, это морское животное, и в пресной воде оно обитать не может. Но я не ошибаюсь, и не примите мои слова за бред. Там действительно был октопус. Я думаю, он за пищей выполз в коллекторы, ведь, наверное, многие пытались выйти из Москвы этим путем. Но я думаю… хм… Я думаю, что никто так и не вышел. И этот солдат, знаете, он остался и дал мне время уйти… Я вышел тут… хм… И теперь просто не знаю, что делать и куда идти. Этот город… А вот относительно того, что вы теряете самого себя, Роман, это ведь очень… хм… очень нехорошо. Человеку необходима возможность быть самим собой, необходима как воздух. Ведь только в этом случае он способен принимать решения, только в этом случае он осознает, что, приняв решение, должен будет за него ответить, не важно… хм… оказалось оно верным или нет…
— Я понимаю вас, Петр Петрович. — сказал я вставая, — но я кое-что потерял. Кое-что выбросил. Мне казалось, что то, что я выбрасываю, — символы меня самого, моих неудач, того, что случилось, и того, о чем мне не хотелось вспоминать. Мне казалось, что таким образом я обновлюсь. Ладно, мне пора…
— Вы уходите? А что же делать мне?
— Я бы на вашем месте никуда не ходил. Просто посидите здесь, дождитесь, когда стихнут выстрелы, а потом… потом действуйте по обстановке.
— А вы?
— А мне надо туда, — я махнул рукой в сторону Кремля, — я же курьер, и мне… мне кое-что надо туда доставить.
— Вы курьер?! Тогда, наверное, тот человек был прав. — Архивариус медленно поднялся и протянул мне желтый пластиковый конверт, которого я не заметил раньше. — Вот, это вам, наверное.
Я взял конверт и не стал медлить — вскрыл сразу. Случайности для меня на ближайшее время закончились, а от закономерностей все равно не спрятаться. В конверте лежали мои документы, очки, старая бейсболка и плеер, — все, что я выбросил из машины тогда, той сумасшедшей ночью… Собственно, это вроде бы было несколько часов назад, но я знал — время обманчиво в эти сутки. И несколько часов вполне могли быть (и были по ощущениям) несколькими вечностями…
— Откуда это у вас, Петр Петрович?
— Мне передал… другой курьер… Он, хм… Он погиб… тоже. Я подумал, что это ваше, вы ведь курьер. Хотя курьеров много…
— Но это действительно мое, — кивнул я, — спасибо, что сохранили. Это очень важно, Петр Петрович.
— Важно?
— Да… Круги, знаете ли, замыкаются. Как бы мы к этому ни относились… Ну, мне пора. — Я встал и протянул архивариусу руку. Его рукопожатие было слабым. — Берегите себя, Петр Петрович. И постарайтесь выжить.
Нужно было развернуться и уйти не оглядываясь. Я бросал старика, который вернул мне часть меня самого, на почти верную смерть, но сейчас происходило то, что происходило, и от меня практически ничего не зависело. Это не оправдание, конечно, но я развернулся и ушел. Не оглядываясь. Уже около моста я прицепил к ремню плеер и обнаружил, что один наушник оторвался. Наверное, когда я выбрасывал плеер из кабины кунга Братьев Драконов. Я нажал на «play» и сначала услышал звук, похожий на тот, который издает переворачиваемая книжная страница, а потом наивные звуки Криденс дичайшим диссонансом с происходящим закружились в моей голове простецким блюзом.
Ознакомительная версия.
