– Значит, смотри: вот это мяч.
Предмет, который Тарх Адашев показывал сыну окольничего, больше всего напоминал маленькую дыньку из знойной Бухары. Только кожаную. Которую вдобавок кто-то нещадно резанул вдоль одного из боков, а потом испугался содеянного – и зашил весьма грубыми стежками.
– Его надо пронести от своего края поля за вон ту черту. Или попасть во-он в те малые воротца. Видишь, на них круг намалеван? Аккурат в него.
– Угу.
Затянув шнуровку доспеха на спине, Адашев продолжил свои объяснения:
– Те, что с вот такой повязкой, будут тебе всячески помогать, а те, что без нее, – мешать всяко. Ну и ты тоже своим помогай, чужим мешай. Понял?
– Ага.
Слушая, как отвечает сын, Дмитрий Андреевич досадливо покривился: ну что за неуч такой у него вырос, а? Агакает да угукает, бестолочь, словно пахарь какой или мастеровщина. В свите же теперь, понимать надо! Теперь любая речь должна быть гладкой и основательной, ни одного звука попусту. Эх!.. С другой стороны – всего-то первый день, а уже доспехи (хоть бы и кожаные) самого наследника доверили примерить. Как ни крути, а начало хорошее!
– А мешать как?
– Да как хочешь! Только в голову да в низ живота ногами бить заповедано, в глаза ничем не тыкать, ну и лежачего не трогай… Ежели он без мяча. Запомнил?
Несколько раз сжав-разжав заметно потяжелевшие кулаки и полюбовавшись на бронзовые клепки, красиво поблескивающие на внешней стороне перчаток, Богдан расплылся в довольной улыбке – такая забава ему уже нравилась! А вот отец его вновь скривился, только на сей раз от неожиданного укола боли в боку, чуть дернулся – и понял, что царственный отрок его только что о чем-то спросил.
– Э-э-э?.. Государь-наследник?..
– Батюшка дал тебе поручение…
– Прости, государь-наследник, но нельзя мне про него рассказывать. Даже и тебе, а только тем, кого оно касаемо.
– Это правильно. И когда ты вернешься из-за Камня Уральского, я обязательно проверю, как исполнялась воля отца моего. Пока же – смотри мне в глаза, слушай, молчи. Сколько острожков тебе указано поставить: три, пять, семь, девять… Восемь? Хм… Сколько воев будет под твоей рукой: полтысячи, тысяча, полторы, две, две с половиной, три… Всего три?! А переселенцев сколько?
Всего после пяти минут тихих расспросов воевода Бутурлин почувствовал себя рыбиной, кою выбросило из живительной воды на холодный берег, а перед этим еще и острыми камнями распороло брюхо. Страшнее же всего было то, что молчание окольничего совсем не мешало первенцу великого государя узнавать все, что его интересовало.
– Что ж…
Вновь звучно щелкнув пальцами, царевич перекинул опустевший кубок в руки подоспевшего служки, отослав затем его прочь.
– В благодарность за нашу беседу я дам тебе два совета и одно обещание. Совет первый: выдай каждому из переселенцев какой-никакой самострел с двумя дюжинами болтов[161], и пока вы будете в пути – учи их стрелять. Случись что – будут стоять болты на заборолах[162] острожков, а в обычное время охотой пробавляться.
Сделав малую паузу, достойный сын своего отца продолжил:
– Совет второй – не примучивай сильно местных людишек, а лучше и вовсе приручи их. То тебе сторицей вернется. Ну а обещание мое будет простое: если исполнишь все, что батюшка тебе повелел, быть твоему сыну, а через него и всей твоей семье, у меня в чести великой.
Конец их общению положил новый свист, такой сильный, что окольничему поневоле захотелось прикрыть уши. Наследник же просто поморщился, что тут же подметил стоявший невдалеке сотник:
– Иулин, а ну ко мне!
Подождав, пока могучий страж с широченной грудью подбежит поближе, старшой царевичевой стражи на него тихонечко напустился:
– Совсем сдурел?.. Хочешь Димитрия Ивановича глухим сделать?
– Дык!.. Он же сам и повелел со всей силы!..
– А догадаться харю-то в сторонку поворотить, когда свистишь? Не судьба?! Вот что, ты лучше вон там встань.
Провожая взглядом порысившего на другой край поля бойца, сотник тихонечко вздохнул:
– Силушки-то много, да вот умишка совсем нет.
Меж тем на поле уже вовсю шло шумное действо: три четверти игроков сцепились в одну большую кучу, под низом которой где-то вроде как был мяч, а оставшаяся на ногах и в некотором отдалении часть активно общалась – в основном кулаками и локтями, но некоторые умудрялись одарить своего противника и увесистым пинком. Чу!.. Из кучи выполз-выбрался игрок, прижимающий мяч к груди, поднялся на ноги…
– Куда?!!
– Лови!..
– Дави!
– В дыхло ему, в дыхло! Да коленкой надо, дурень!..
– Мне бросай!
Повторить красивый забег Тарха Адашева никому не удавалось: «бегунка» обязательно перехватывали, сбивали на землю, вырывали мяч, едва оставляя целыми руки, после чего очередной счастливчик сам летел на землю, пропустив сразу несколько ударов. Никто не хотел уступать – во-первых, родовая гордость, а во-вторых, победившая команда шла в царские мыльни вместе с Димитрием Ивановичем. Проигравшие же… Им доставалась только горечь поражения и незалеченные ссадины да синяки. Ну и хорошая взбучка, но уже дома, от недовольных отцов.
– Хватай гада!..
Увы, призыв опоздал, и низенький, но очень подвижный игрок, счастливо избежавший двух подножек и только чуть-чуть вильнувший после касательного удара по голове, пересек заветную черту. Разумеется, не просто так, а с мячом, который тут же с победным воплем и шмякнул о землю:
– Наша взяла!!!
Небольшая толпа, целиком состоящая из дядек-пестунов, тут же загудела на разные лады: половина с явным воодушевлением, а другая половина с досадой и разочарованием. Проигравшие к ним присоединились (те, что с белыми повязками), а победители, довольно поблескивая глазами и сияя улыбками, тесной гурьбой направились к бадейке с подсоленной водой, которую прямо на их глазах перекрестил еще и сам царевич Димитрий. Вдоволь напились, оставив немного (ну не влезало в них больше, и все тут!) для всяких там неудачников, затем с помощью подоспевшей дворни скинули свои кожаные доспехи и пропотевшие едва ли не насквозь поддоспешники и, довольно гомоня, удалились в сторону царских мылен.
– Как тебе, сын?
– Уж как здорово, батюшка, прямо слов нет!
Изрядно пообмявший толстые перчатки о чужих игроков и вдоволь наловивший ответных «приветов», двенадцатилетний Богдан Бутурлин буквально цвел и пах. Цвел улыбкой, а пах… Ну, сильно вспотеть он не успел, а поддевка ему досталась на диво сухой. Так что все было вполне терпимо. Еще раз внимательно оглядев сына, окольничий украдкой скосил глаза в сторону царственного отрока, который, проходя сквозь уныло плетущихся к бадейке игроков, как-то мимолетно коснулся явно берегущего свой правый бок Адашева. Затем такое же касание досталось прихрамывающему княжичу Старицкому – остальные же, в полном молчании проводив взглядами своего господина, начали самостоятельно избавляться от кожаной защиты.