Ознакомительная версия.
Бурцев положил руку на плечо рыцарю. Ну-ну, старик… Только теперь он по-настоящему понял всю глубину и непроглядную черноту ненависти Освальда. Жить с таким грузом, в самом деле, непросто. Поневоле уйдешь в лес и посвятишь остаток своих дней мести.
— На требование открыть ворота тевтоны ответили мне смехом и стрелами, — с усилием закончил добжинец. — Хорошо, что мать не дожила до этого дня.
Снова молчание… Потом Бурцев заговорил по-татарски:
— Что ты думаешь, Бурангул? Как взять крепость?
— Может быть, когда откроются ворота, захватить наскоком? — предложил юзбаши. — Если напасть неожиданно, на свежих лошадях — есть шанс, что поспеем прежде, чем поднимется мост и опустится воротная решетка.
Бурцев перевел добжиньцу слова татарского сотника. Освальд угрюмо покачал головой:
— При малейшей опасности стража перерубит канаты и обрушит решетку вниз. А уже потом спокойно поднимет мост, сбросив любого, кто осмелится на него сунуться. Вот если бы…
— Что? — насторожился Бурцев.
— Если бы кому-нибудь из нас обманом удалось проникнуть внутрь, как сделали это в свое время сами крестоносцы, и хотя бы ненадолго захватить ворота… Да нет, пустое! Тевтоны не подпустят к стенам никого, кроме гонцов Конрада. А мы их перебили возле Глоговской переправы.
— Гениально!
Бурцев уставился на трофейную булаву. На него тоже смотрели. И Освальд, и Бурангул. Смотрели озадаченно, непонимающе.
— Освальд, ведь твои люди везут с собой уйму тевтонского барахла! Доспехи оружие, одежду…
— Да. И что?
— Прикажи им выложить все, что они захватили у послов Конрада. Пришло время пересмотреть трофеи. И примерить их.
— Думаешь, сработает? — оживился добжинец. Бурцев вспомнил, как Дмитрий после сражения на Добром поле едва не лишился уха из-за надетого в бою глухого куявского шлема.
— Сработает, — уверенно сказал он.
Не побитых щитов, не изрубленных доспехов, не помятых ведрообразных шлемов на поверку оказалось не так уж и много. Не перепачканных кровяными подтеками и не изорванных в бою белых накидок и плащей с крестами — того меньше. Собственно, полное снаряжение тевтонских братьев, которое не вызвало бы подозрений у защитников замка, удалось подобрать лишь для троих потенциальных диверсантов. Им и предстояло открыть ворота Взгужевежи.
О том, кто поедет к «Башне На Холме», спорили недолго. Освальд, как единственный человек в отряде, говоривший по-немецки не хуже самих крестоносцев, прошел вне конкурса. Да и никто не отважился перечить добжиньцу, жаждущему поквитаться с самозваными хозяевами своей законной вотчины и убийцами отца. Бурцев воспользовался правом вожака и сам готов был перегрызть глотку любому, кто встанет на его пути к Аделаиде. А из-за третьего орденского комплекта чуть не поубивали друг друга Збыслав и Дмитрий. Впрочем, ни тот, ни другой все равно не влезли в тесную кольчужку, миниатюрный панцирь и узкое сюрко. Не смог втиснуться в латы и дядька Адам. Зато Бурангулу доспехи пришлись впору.
— Побудешь немного истинным арийцем, — хмыкнул Бурцев, надевая на голову татарского сотника тевтонский шлем с крестом на личине. — Главное, ни при каких обстоятельствах не снимай этот котелок.
Бурангул не возражал. Только возмущался тупостью огромного рыцарского коня, на которого ему в целях конспирации пришлось пересесть со смышленой низкорослой лошадки, непривычным седлом с высокими луками да тяжестью меча, сменившего легкую, но прочную саблю.
— И как они только дерутся с такими узкими глазами! — пробурчал напоследок татарин, постучав кольчужной перчаткой по смотровой щели шлема.
Кто бы говорил!
К седлам Василий, Освальд и Бурангул подвесили вместительные походные сумки. Вместо обычной снеди в каждой из них лежало по паре-тройке «громовых шаров» мэйд ин чина — аккуратно обмотанных тряпками, чтобы не выпирали острые шипы. Бомбы Сыма Цзяна, конечно, — не ахти какие фугасы, но, если повезет, выломать решетку замковых ворот и оборвать цепи подъемного моста их мощи хватит. Ну, а не повезет — так железные горшки, начиненные порохом, хотя бы посеют панику среди защитников крепости.
— Как только прогремят взрывы, сразу атакуйте — обратился Бурцев к дружине. — Если взрывов не будет, ждите нас сутки. Не вернемся — уходите. И не вздумайте штурмовать замок сами — только зря поляжете.
Приказ пришлось произнести трижды: на русском, польском и татарском.
… А ранним утром к Взгужевеже подъехали три всадника при полном вооружении. Ветер трепал белые плащи с черными крестами на плечах, глухие шлемы-топхельмы выжидательно взирали снизу вверх на поднятый мост и привратную башню.
Их заметили: на боевых площадках было полно кнехтов. Но, видимо, эти ребята здесь ничего не решают. Призывные крики Освальда на немецком не возымели действия. Мост не опустился ни на йоту.
Наконец в черной массе солдат появилась серая накидка с Т-образным крестом. Тевтонский сержант что-то проорал.
— Спрашивает, кто мы такие, — перевел Освальд.
— Ну, так скажи — послы магистра Конрада вернулись.
Освальд прокричал ответ.
Трудновато беседовать вот так — на приличном расстоянии, не снимая шлема. Ну, да луженая глотка добжиньского рыцаря пока справлялась с этой нелегкой задачей — его рев из-под стального ведра звучал глухо и грозно. Однако воин в серой накидке оказался не из пугливых. Со стены снова донесся голос сержанта. Освальд негромко выругался:
— Спрашивает, как представить благочестивых братьев, то бишь нас, магистру.
Крепкое словцо вырвалось и из уст Бурцева. Конечно, ни сам Освальд, ни его люди, расправляясь в си-лезском лесу с посланниками Конрада Тюрингского, не удосужились узнать их имена.
Серый сержант еще раз что-то крикнул. И еще…
— Торопит, пес тевтонский! — скрипнул зубами добжинец.
Понятное дело. Не каждый день дотошный сержант сталкивается с рыцарями, запамятовавшими собственные имена. Думай, голова, думай!
— Скажи, что мы выполняем секретное поручение магистра и не желаем быть узнанными! Скажи, что говорить будем только лично с Конрадом Тюрингским. Скажи, что у нас для него срочные и крайне важные вести о новом крестовом походе. И отчитай этого сержанта построже, чтоб не умничал.
На этот раз Освальд превзошел самого себя. Его отрывистый монолог, приглушенный шлемом, напоминал рык разъяренного льва…
Проняло! Наверху засуетились. Кто-то кого-то звал, кто-то куда-то бежал. Вскоре на стену поднялся рыцарь в белой накидке с черным крестом во всю грудь. Шлема на нем не было — Бурцев разглядел длинные седеющие волосы и всклокоченную бороду. Видно, Христовы братья ордена Святой Марии следят за своим внешним видом не столь тщательно, как светские рыцари, и правила бренной куртуазности у них не в почете.
Ознакомительная версия.
