Беда в том, что я на оплеухи — натаскан «святорусской» жизнью. «Заушенье», пощёчина, подзатыльник — постоянный элемент здешнего существования «детей и юношества». Да и навыки быстрого обездвиживания и обеззвучивания без повреждения — в Пердуновке накатывались. А инструментарий, как показал один из моих походов, у женщин всегда с собой. Через полминуты Рада лежала на постели носом в подушку, с заткнутым собственным платочком ртом и подтянутыми к затылку кистями рук, замотанными ей косами. Замужняя женщина на «Святой Руси» носит две косы — очень удобно.
Лягалась и пиналась она страстно, слов не понимала, ругалась — страшно и обещала… — страшно. Пришлось позвать Сухана:
— Видишь? Вот и давай её. Как тебе привычно, по-даосски. Успокой красавицу до изнеможения.
Сухан не стал чиниться, осмотрел внимательно рвущееся во все стороны мычащее тело, снял сапоги с кафтаном и приступил. К планомерному движению по пути, начертанному древним восточным мудрецом на зелёном буйволе. Помощь моя ему не нужна, процесс закончиться не скоро. Я вышел на крылечко — остыть. За углом мелькнула тень.
— Лазарь? Ты чего там прячешься. Иди сюда, посидим, потолкуем.
Присел рядом, вздохнул тяжко.
— А она… там? Чего с ней?
— Да всё то же. Слуга мой теперь старается. Тревожишься о матушке? Это правильно. Какая-никакая, а — родная. Не боись. Худа не будет, а на время — успокоит. Ты прикидывай: её надо замуж выдавать. Или ублажителя подыскать.
— Чего?! Мне?!
— Тебе. Кто в доме — хозяин? С того и спрос. За все заботы домашних, за их здоровье и поведение. Пора взрослеть, Лазарь. Думать и делать по-взрослому. А не только в сабельки играться. Ты в этом доме — самый главный, тебе и ответ держать. Перед людьми, перед богом. Перед самим собой.
Посидели, помолчали, послушали… Душник открыт, и в тишине наступившей ночи слышен размеренный скрип деревянной лавки, на которой Сухан даосизмом занимается.
— И ещё. Насчёт «холопьего сына». В голову не бери. Это она от злобности придумала. Просто пугает тебя. Перестань так по-детски пугаться — и она перестанет. Пока нового боярина в хозяйстве не заведётся — она против тебя не пойдёт. Иначе — вотчину отдавать. А она — не дура. Да и вообще — глупость.
— Тебе-то со стороны… «чужую беду — рукой разведу». А мы с ней через день — в крик до драки. «Ублюдком» ругает.
— Тю, меня постоянно Ванькой-ублюдком кличут. И ничего — жив-здоров.
— Да ну?! И как?!
Парень от моего признания и рот раскрыл. Хорошо — мух пока нету, не залетит.
Так и сидел, пока я рассказывал кое-какие эпизоды из своих «святорусских» похождений. Упоминание оружейной смоленского князя вызвало чрезвычайный интерес. Почерпнутые мною там обрывки знаний — привели в полный экстаз. Никогда не думал, что сравнительный анализ каролинговских и романских мечей превращает человека в «гаммельманновского дудочника»: если бы я встал и пошёл, то Лазарь пошёл бы со мной хоть куда, безотрывно глядя мне в рот. Парадоксально, но повествование о способах плетения ламелляра однозначно определили наши отношения: я — старший, он — младший.
Это восторженное, «впитывающее» мои слова отношение, Лазарь сохранил на всю жизнь. Хотя и посылал я его в места опасные, на дела тяжёлые. Уже через многие годы как-то сказал: «Я во всяк день знал, что ты делаешь правильно. И старался тебе в том быть помощником». Вера его в мою правоту возникла-то от мелочи, от моих рассказов от ламиллярах да чешуях. Просто — легло вовремя на душу детскую. А то, что брат его младший стал из славнейших наших флотоводцев… за старшим шёл, да талант явил. Ну и я чуток помог.
Наконец, дверь отворилась и на крыльцо выбралась Рада.
«На тот большак, на перекресток.
Уже не надо больше мне спешить.
Жить без любви, быть может, просто,
Но как на свете без любви прожить?».
Не прожить. Но важно — не спешить и не перебирать. А то избыток «любви в единицу времени»… несколько болезнен. Рада чуть слышно постанывала, не разжимая губ, стояла нетвёрдо, полусогнувшись, держась за стеночку. При попытке шагнуть с крыльца — чуть не упала. Ни ноги, ни руки её не держали. Я всегда говорил: даосизм требует длительных упорных тренировок.
— Ну вот, Лазарь, тебе пример. Ты в доме — главный, тебе и помогать. Матушке ослабевшей да измученной. Отведи в опочивальню, присмотри. Озаботься.
Он закинул её руку на плечо и, осторожно поддерживая, повёл, едва переставляющую ноги свою недавнюю повелительницу и оскорбительницу, к боярскому терему.
Я провожал их взглядом в темноте двора и пытался найти ответ на свой собственный жгучий вопрос: это оно? Это то место, где я собираюсь укорениться?
Я могу подмять этот дом. Превратить в свой гарем вдову, её дочерей. Превратить в своего слугу самого боярича. Получить шапку у местного князя, провернуть ещё какие-то игры с отъёмом и наваром… А оно мне надо? Это — моя цель? Ведь и здесь, в Твери, будет то же самое, что уже было в Смоленске. Будет тот же потолок, тот же «асфальт на темечке». Или идти куда-то? А куда? Русь — велика, себе место можно до седых волос искать…
День Лазарем закончился, следующий им же и начался.
— Э… ты не спишь уже? Ну тогда… Резан справу для дружины отобрал, я заберу?
— Забирай. Вот список. Итого получается… вот, полторы сотни гривен.
Парень так и сел, рот раскрывши.
— Эек… Эта… Иване… Не можно. У нас столько серебра нет. Мать говорила, что она… ну… хотела… потому, дескать…
— Она хотела, да я не схотел. Или ты думаешь, что полторы сотни гривен за «разик» — нормальная цена?
Лазарь схватился за голову и, качаясь из стороны в сторону, запричитал:
— Тогда — всё! Тогда — конец! Дружину не выставить, в поход не идти, шапки не бывать, вотчину отберут, позор, бесчестье, ни на что не годен, под окнами христа ради просить…
— Не ной. Просто запомни: не всякая забота через бабскую потаёнку решается. Иной раз и головой подумать не грех.
— Да?! Правда?! И чего?
— И того. Цена — вот. Её ты и заплатишь. Но не нынче, перед походом, а после. Когда с добычей вернёшься. Пока же сделаем долговую грамотку.
— Эта… А если… Ну, меня там…
— Тогда ты — на небесах, и тебе все эти… пофигу.
Составили долговую грамотку. Первый официальный самостоятельно сделанный и подписанный документ в жизни Лазаря. Слуги утащили амуницию, набранная «с бору по сосенке» дружина Лазаря принялась примерять да осваивать обновки, явился Гвездонь, мы закончили с ним вчерашние дела. Он уже набирает гребцов, забрал лодку, скоро уйдёт.
