одежды и медикаментов, отпустил, внимательно посмотрел в глаза, словно хотел убедиться, что бегство из родной Александрии не сказалось пагубно на его психическом здоровье.
— Ну как ты? Нормально?
— Да, порядок. А ты… это откуда?
Антэй указал на его глазницу, кожа вокруг которой была светлее, чем на всем остальном очень смуглом, хоть и непривычно отмытом лице.
— Ерунда, — беспечно отозвался Мусорщик. — Теперь сможешь…
Он не договорил. Из миниатюрного устройства, прикрепленного к его воротнику, послышался тихий писк.
— Извини, — сказал целитель. — Нужно мое присутствие. Встретимся вечером. Зайду к тебе в палату…
— Я могу помочь, — уверенно предложил Антэй, представив, что опять будет маяться от безделья в своей комфортной, одноместной комнате. — Смысл мне в палате сидеть. Меня уже проверили. Я здоров. А в больницах всегда полно работы.
Миракс окинул его снова ставшим внимательным взглядом и кивнул.
— Хорошо. Идем со мной.
Работа действительно нашлась, хотя этот госпиталь и отличался от всех лечебниц, виденных серфером прежде. Было много специфической медицинско-роботизированной техники, полы мыли тоже роботы. Но было много и врачей: обычных и сновидящих.
К больным, пострадавшим от атак дэймосов, Антэя естественно не пускали, но и без непосредственного ухода за ними заняться было чем.
В очередной раз зарядив бесконечное множество лекарственных капсул, отвезя десятки хирургических наборов, сняв гору постельного белья и передав в прачечную, Антэй понял, что пора передохнуть.
Коротко стриженую рыжую девушку, одетую в бледно-сиреневую форму младшего медицинского персонала, он заметил сразу. Она стояла возле автомата с напитками и рассеянно смотрела на баночки с соками. Серфер уже знал всех, или почти всех сотрудников, но эту видел впервые.
— Бери апельсиновый, — сказал Антэй, подходя к незнакомке. — Он здесь самый лучший.
И сам протянув руку, нажал на несколько кнопок, вытащил из раздаточного окошка запотевшую банку и, подав девушке, спросил:
— Новенькая?
Она взяла сок и посмотрела на внезапного собеседника янтарно-светлыми глазами. Улыбнулась слегка задумчиво.
— Да, пожалуй. Новенькая.
Брови у нее тоже были золотисто-рыжие, чуть темнее волос. Но при этом ни одной веснушки на бледной, гладкой коже.
— Антэй, — представился он. — Александрия. В смысле из Александрии.
— Антэй Александрийский, — произнесла девушка, продолжая улыбаться. — Талия. Очень приятно.
Не подала руку, чтобы прикосновением утвердить и закрепить знакомство. Но продолжала смотреть с интересом, даже любопытством.
— Я здесь недавно, — продолжил он. — В Полисе еще ничего не видел кроме капельниц и дезрастворов, может вечером покажешь что-нибудь в городе?
Взгляд Талии стал задумчивым. Она как будто посмотрела сквозь него и одновременно заглянула в мысли.
— А почему бы и нет… — сказала девушка, словно отвечая не только ему, но еще и самой себе, на свои собственные размышления. — Что бы ты хотел увидеть?
Ответить ему не дали. Переговорник Талии пискнул и, когда девушка ответила, до Антэя долетел голос целителя Флавиана.
— Фаенна. Взрыв. Здание департамента эринеров.
Она резко вдохнула и кажется забыла выдохнуть воздух, произнеся на этом вдохе.
— Геспер⁈
— Под завалом.
— Еду!
— Оставайтесь на месте. Приказ Пана. Сообщу подробности.
Он отключился и тут же запищало устройство серфера.
— Антэй, в приемный покой! — быстро велел Миракс и отключился.
— Извини, — сказал бывший серфер, с легкостью сложив «два и два». Взрыв в городе — раненые — машины скорой помощи. И он тоже может пригодиться.
Машины шли одна за другой. Антэю уже приходилось видеть пострадавших от землетрясений, обрушений домов и терактов. Все они выглядели одинаково, и в Александрии, и в Полисе. Изломанные тела, покрытые кровью и пылью, пребывающие на границе жизни и смерти.
Точно также бегали врачи и медсестры, принимая пациентов, бесшумно везли каталки, пищали медицинские приборы, отдавались короткие команды.
Антэй успел подумать о том, что как только он появился здесь, начался хаос. Однако он же этот хаос помогает ликвидировать.
Над дверьми стерильных отсеков загорались зеленые лампы означающие «Идет операция. Не входить». Своеобразные маячки надежды.
Возле одной из таких палат, куда завезли пострадавшего, извлеченного из-под завала, Антэй, вынырнувший из упорядоченной спешки врачей, снова увидел рыжую девушку. Она выглядела так, словно только что сама пережила травматический шок, даже рыжина ее волос казалось пригасла. Можно было не сомневаться: этот пациент за дверью ее родственник или близкий друг.
— Его вытащат, — уверенно произнес Антэй, желая поддержать ее.
Та посмотрела на него своим янтарно-медовым взглядом, как у кошачьей Бастет. В глазах вспыхнули погасшие было искорки.
— Ты прав. Алфей через мир снов поддерживает его. Нужно просто время… и еще есть Леонард.
Антэй понятия не имел, кто такой Леонард. И не стал спрашивать.
Огонек над дверью продолжал гореть. Будет гореть, пока врачи и целители не сделают все возможное. И невозможное тоже.
* * *
¹ Витрувий — вежливое обращение к архитекторам в Полисе (Витрувий, величайший зодчий древности, его имя стало нарицательным).
² Аскалаф — Садовник Аида.
«Любая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно», — проплыла, исчезая, чья-то мысль. Сейчас Герард не мог вспомнить, чья именно, это было неважно. Все стало неважно, кроме одного…
Он оттачивал свое мастерство веками. И те знания, умения, которыми обладали современные прорицатели, были всего лишь небольшой частью мощи этого оракула. На его стороне были годы, столетия. Прокруст лгал, обещал, маскировался, показывал то, что жертва хотела видеть, искусно облекая обман в привлекательную обертку тайных знаний, подменял понятия, подменял собой все остальное.
Тайный властелин тайного мира.
Зачем бороться напрямую, когда можно перехитрить. Направить не туда. Заменить одни слова другими — и получить своё, выгодное и желаемое…
«Он хочет сменить эпохи. Изменить полностью вектор времени. Перечеркнуть то, что мы построили за века развития. И дать свои правила действительности. Древние. Жестокие. Те, от которых мы отказались, не приняли их. Он хочет вернуть нас в первозданный Хаос».
На столе рядом спал Аякс. Глубоко и спокойно, лишь иногда его лапы и кисточки на ушах подрагивали. Бежит? Сражается?
Неопределенность очень напрягала.
Тайгер сидел на диване, прислонившись затылком к спинке и закрыв глаза. Неподвижная статуя. Несокрушимый утес мира снов. Чеканное лицо, словно вырезанное из мрамора, абсолютно спокойно, даже не двигаются глаза под опущенными веками.
Адриан хотел присутствовать, дождаться конца этой «тайной операции», но Герард отправил его домой.
Теперь приходилось сидеть в одиночестве, подбрасывать дрова в камин и ждать. Бездеятельное
