Костя нахмурился, потом взглядом натолкнулся на сына, улыбнулся и оттаял:
– Увидим…
Сын несмело улыбнулся в ответ. Чуть погодя улыбнулась и Алессандра, прильнув к мужу.
– А что ты будешь делать с ними, когда они дойдут сюда? Выполнят обет?
– Они освободят Город и начнут строить царство добра. Я сойду к ним и помогу в этом.
– Построить новую империю?
– Нет… Нет! Это не будет империя. Это будет… Если они освободят Город, то дракон, терзающий души людей, падет. Одна вера – один народ. Где один народ, там нет места злу. И даже если это будет сделано мечом, это будет последнее насилие на этой земле.
– Дракон, говоришь?
Молодой мужчина слегка смутился:
– Не самое удачное сравнение. Но верно отражает суть.
– Ой ли? Мне иногда кажется, что ты все еще юный послушник, а не опытный мастер.
– Ты не прав, старик. Все меняется, люди меняются. Если стараться, то можно искоренить в них все то, что отравляет им жизнь. Я лишь помогу им стать выше, вырости. С годами приходит время отказываться от потрепанных игрушек и забав.
– Ты хочешь искоренить суть проблем?
– Истина всегда не там, где ее кладут. Кто думает, что нашел ее, тот ошибается… В этом мире стало слишком много познавших Правду, – он улыбнулся, поигрывая старыми затертыми четками. – Всем станет легче, когда учений на земле поуменьшится.
– Мечом и огнем?
– Не перевирай. Там, где помогают слова, будут слова. Там, где они не действуют, будет сталь.
Старик устало потер глаза:
– Все это для того, чтобы принести миру любовь?
– Представь себе мир, где заветы исполняются неукоснительно. Без оговорок, потому как кроме кары небес за всем присматривают прелаты, готовые помочь советом, направить, уберечь от опасного шага. Где следуют правилам по зову души, а не под лезвием меча. Где мы можем выйти из тени, не опасаясь удара в спину, окруженные не врагами, а друзьями и учениками.
– У нас это уже было.
Молодой собеседник согласился:
– Да, было… Но я не застал… И очень хочу возродить.
– Ты противопоставишь себя Совету, а старейшие не любят выскочек… Твое сравнение с драконом… Э-э-э… Видишь ли, существует старая сказка.
– Какая?
– Победитель дракона становится новым драконом.
– Со мной этого не случится. Они не подведут меня.
– Не знаю, младший. Я не уверен.
– Зато уверен я.
– С чего бы? Они – не ангелы. Ты создал учение… веру, которая отвергала насилие, где главной идеей стала любовь. Ты за это отдал все, отвергая другой путь… А теперь твоим же именем отправляют на тот свет целые города.
– Если ветвь мертва, ее надо отрезать, чтобы все дерево не умерло. Именно творящие зло ради добра и построят Царствие Небесное на земле грешников.
– Хм…
Оба спорщика присели, прячась от палящего солнца в тени старого патана. Низкий и разлапистый, он укрыл их от взоров бредущей в атаку колонны людей. В сотне метров от сада тысячи ободранных, изможденных, загорелых дочерна воинов толкали к высоченным стенам недалекого Города наспех сбитую осадную башню. Под градом стрел и дротиком, обливаемые смолой и кипятком, воины ползли наверх. Яростная схватка на стенах оказалась скоротечной. Дружина, подоспевшая к месту прорыва, была сметена и втоптана в землю. По улицам хлынула истошно воющая, потерявшая остатки разума толпа. Цель, которая держала их волю в кулаке, которая не давала им упасть, сдаться, повернуть назад – эта цель лежала у ног. Как зрелый апельсин… Который оставалось только очистить.
Дома пылали… Немногочисленные защитники, оставшиеся в живых, пробовали удержать ворота храмов, где толпились женщины, старики, дети. Победителям достались богатые кварталы. Те, кто собрались в храмах, торопливо складывали у входа ценные вещи. Добыча размягчит сердца захватчиков, вино и женщины остановят поднятые мечи. А потом можно будет договориться, выкупить себе жизнь, пускай и ценой рабства. Дрожащие от ужаса люди были согласны на все, лишь бы выжить.
Но так не думали те, кто пришел в их дома.
Замутненный кровавой пеленой взор одного из вождей похода остановился на тонкой цепочке щитов, прикрывших высокие резные ворота.
– У них знамя.
– Плевать! Режь!
Боевая колонна пошла вперед. Кнехты легко разметали тонную нить защитников и с хрустом врубились в людскую толпу. Истошный вой обреченных только добавил азарта. Кровь хлюпала под ногами, собираясь поначалу в ручейки, а чуть погодя и в реки, болота, озера.
– Режь!
Людской вой перешел в топот, чавканье плоти и хруст ломающихся костей.
– Режь! Deus lo volt!
…На стене плакал молодой спорщик. Старик молча стоял рядом.
В сполохах садящегося за горизонт солнца силуэты людей расплывались, таяли, теряя привычные формы. Светило охватывали фигуры багровыми лучами, заставляя их трепетать, как вырванные из блокнота листики. В кровавой вакханалии снова разговаривающая и снова спорящая пара мужчин казалась абсурдно нереальной, лишней среди безумия войны. Странно, что никто из снующих по тесным улочкам головрезов, так и не поднял голову, чтобы посмотреть на них.
Голоса спорщиков становились все тише, не пробиваясь через лязг и грохот насилуемого Города.
Солнце задилось… Оно играло оттенками, то заливая фигуры багрянцем, то высветляя, то окрашивая в черноту. Светило будто играло, напоследок и вовсе утворив что-то странное. Уже ушедшее за горизонт, оно полоснуло стену ярким зеленым лучом, на мгновение отбросив на Город две странные тени: щуплого мужчины и вставшего на лапы дракона. Это длилось не больше доли секунды. Так быстро, что стороннему наблюдателю не удалось бы даже понять, кому из спорщиков принадлежит какая тень.
Когда солнце исчезло, на стене уже никого не было.
В низкую дверь дома постучали. Хозяйка, проснувшаяся среди ночи, недобро помянула собаку, так и не гавкнувшую ни разу, и пошла открывать.
– Кто?
– Свои.
– Какие сво… – она осеклась.
Руки скользнули к железу запора, отбросили щеколду. Скрипнула, отворяясь, дверь.
В нос пахнуло свежестью…
Сильные руки сжали плечи, уткнули хлюпающую носом жену в плечо.
– Где? Где ты столько лет был???
Подъесаул Тимофей Горовой закрыл рот жены жарким поцелуем, потом еще одним, сжал ее до хруста в костях и нехотя отпустил.
– Где ты был, Тёма? – уже другим голосом переспросила она.
– Где был, там нет. Живой и ладно.
– Я б по тебе…
– Цыц!
Горовой вошел в дом, окидывая взглядом горницу.
