Моему отцу, с любовью и пластическим цементом.
Особая благодарность Тони Котреллу за его советы, предложения и проявленное терпение.
Сильные люди завоевали господство на планете. Смелые люди завоевали господство в Космосе. Но между планетой и Космосом пролегает воздушное пространство, и лишь отважнейшим дано завоевать там господство.
Из посвящения на здании Хессенвиллъского сколама авиаторов планеты ФантинЯ приказываю вам захватить господство в воздухе. И это не мое дело, как вы с этим справитесь.
Военмейстер Макароф, из депеши адмиралу Орноффу, 773.М41У нас были самолеты. Мы на них летали. У них были самолеты. Они на них летали. Все это к тому же сопровождалось стрельбой. Но главное здесь — это кто после этого все еще продолжал летать.
Майор Август Каминский
(73 сбитых самолета противника)
за шесть недель до своей гибели, 812.М41
Я постараюсь выйти из этой переделки живой, если уже больше ничего нельзя будет сделать.
Командир Бри Джагди в АуренбергеТэда
773. М41 по имперскому летоисчислению, дни 252–260
В небе над Маканайтским хребтом, 06.32
Солнце вышло из-за горизонта, ярко осветив борт самолета и окрасив заснеженные горные вершины далеко внизу в нежно-розовый цвет, неожиданно сделав их похожими на праздничный торт с кремом, в то время как впадины в скалах заполнили черные как чернила тени. Еще тремя тысячами метров ниже, в легкой дымке морозного воздуха, протянулась бесконечная пелена белых перистых облаков.
Самолет ведущего «Охоты» при свете дня казался крошечной клинообразной фигуркой, мелькающей далеко впереди. Он начал выполнять поворот на десять градусов к северо-западу, и Дэрроу тут же отвернул рычаг управления в сторону, строго повторяя его маневр. Горизонт скакнул вверх, и весь мир стал медленно поворачиваться вокруг кабины пилота. Сразу послышалось какое-то странное постукивание, но он не придал этому особого значения.
По крайней мере, уклономер все еще работал. Как только Дэрроу осуществил поворот и выровнял свое положение в строю самолетов, он потянулся вперед и в который раз щелкнул кнопкой индикатора горючего.
Медный, точно откалиброванный циферблат все еще показывал полные баки, чего никак не могло быть в действительности, ведь они находились в воздухе уже сорок восемь минут.
Дэрроу снял летную перчатку и попробовал нажать еще раз, полагая, что плотный утепленный материал не позволяет сделать это как следует.
Индикатор упорно настаивал на своем.
Почувствовав, как быстро коченеют пальцы, пилот быстро натянул перчатку обратно. В герметичном костюме было вполне комфортно, но термометр в кабине показывал минус восемь.
Не было слышно ничего, кроме монотонного гула реактивных двигателей. Дэрроу огляделся по сторонам, не забывая, что нужно поддерживать режим визуального наблюдения. Ничего. Только небо вокруг да отблески солнца на визоре. Силуэт «Охоты Три», как и положено, маячит впереди, оставляя за собой след отработанного топлива.
Пилот направил самолет вверх, выжимая из двигателя максимально возможную скорость. «Волчонок» недовольно взбрыкнул и возобновил свое раздражающее постукивание.
Трон Земли! Он-то думал, что его стальная птица неисправна, а дело совсем не в этом. Они уже тогда были подбиты.
Натянув до отказа ремни снаряжения, Дэрроу наклонился вперед и выглянул из кабины. Так и есть! Алюминоидная обшивка его правого крыла была пробита и разорвана в нескольких местах. Адские зубы! Его подстрелили, как куропатку!
Он надавил рычаг скорости, чтобы получить дополнительное ускорение, и ушел влево, стремительно набирая высоту.
Небо, такое безмятежное на рассвете, всего несколько минут назад, теперь заволокло дымом, который местами напоминал длинные серые волокна, местами — искусственные цветки из закопченной ваты. Боевой строй звена «Охота» был безнадежно нарушен, и теперь их самолеты беспорядочно рассеялись по всему небу. Дэрроу даже не мог засечь их противников, пресловутых «летучих мышей».
Хотя нет, одного он заметил. Тот явно заходил в хвост «Охоты Пять», выпуская трассирующие снаряды из своих орудий.
Дэрроу тут же направил туда свой самолет, привычным движением приведя оптический прицел отражателя в нужное положение, после чего большой палец сам собой лег на кнопку активатора счетверенных зениток, установленных на носовой части «Волчонка».
«Летучая мышь» бешено металась в оптической сетке прицела, никак не позволяя поймать себя в перекрестье.
Дэрроу проклял все на свете и уже начал молиться Богу-Императору всего Человечества, чтобы тот поддержал его крылья и хотя бы на одно мгновение, необходимое для удачного выстрела, задержал неуловимую мишень. Он выкручивал штурвал в разные стороны, уводя машину то вверх, то вбок, стараясь скорректировать прицел, но на каждый его маневр «летучая мышь» отвечала своим, все время ускользая из зоны поражения.
Внезапно прямо по курсу что-то вспыхнуло, образовав небольшое облачко густого дыма, и Дэрроу неожиданно оказался в области черного дождя, который яростно хлестал по кабине его «Волчонка».
Но это был вовсе не дождь, а капли машинного масла. За ними последовали обломки самолета: сверкающие куски металла, покореженные части фюзеляжа, обрывки алюминоидной обшивки. Летчик вскрикнул от неожиданности, когда густое черное горючее залепило купол кабины и закрыло ему весь обзор. Он слышал, как стучат обломки, попадая по носовой части корпуса и внешней стороне крыльев. «Летучая мышь» пополнила число своих жертв, и Дэрроу пролетал сейчас сквозь грязную кучу мусора — все, что осталось от «Охоты Пять». Любая сколько-нибудь значительная болванка из этого лома могла пробить обшивку самолета не хуже артиллерийского снаряда и убить его. А если даже крошечный, в одну десятую миллиметра, кусочек металла попадет в сопло его пульс-реактивного двигателя…
Дэрроу вытянул штурвал на себя и едва не вырвал его, заставляя «Волчонок» уйти вверх и покинуть зону. задымления. Солнце вновь осветило самолет, и стало видно, как из-за перепада давления липкий, густой, как кровь, конденсат дрожащими струйками медленно стекает со стекла кабины пилота.
