Грэм Макнилл - Железо снаружи

Его звали Солтарн Фулл Бронн, и с десяток позвонков в его спине превратились в такую кашу, что никакой апотекарий, даже знающий все о восстановительных технологиях, не смог бы ему помочь. Кости ног были перемолоты в крошево, левая рука бесполезным бревном торчала из-под деформированного наплечника и отказывалась шевелиться; зато ему удалось освободить правую руку из-под нагрудника.

Циркумвалационные линии у входа в пещеру исчезли без следа — их похоронил под собой обрушившийся свод. Хотя глаза слезились от пыли, он все равно мог видеть, что от вала и его штаба остались только объятые огнем руины. Значит, Тет Дассандра скорее всего тоже мертв. Дассандра не вызывал у Бронна особых чувств, кроме обычного для Железных Воинов недоверия, но он имел хотя бы некоторое представление о том, что должен знать осадный мастер.

Спавшиеся легкие из последних сил старались отфильтровать кислород из пропитанного дымом и пылью воздуха, в ушах все еще звенело после страшного взрыва, который и спровоцировал обвал. Бронн сплюнул кровавый сгусток. Он понимал, что позиция потеряна: даже если кто-то из его воинов пережил обрушение, они недолго останутся в живых. Об этом позаботятся орудия Ультрадесанта.

Так в этом и был план?

Другого объяснения Бронн, как ни старался, найти не мог.

Он в точности выполнил все приказы Кузнеца Войны, проявив при этом тщание и дотошность — вопреки всему.

Возможно, в этом-то и заключалась проблема.

Кузнец Войны не был похож на других: настоящий изверг, он мыслил иначе, чем было принято в легионе, за который он когда-то сражался. Некоторые видели в этом зачатки величия; другие считали, что этим он порочит всех Железных Воинов и потому недостоин носить их эмблему.

Полукровка — вот как они его называли.

Безродный выскочка.

Хонсю.

И он бросил их умирать. Бронн предполагал, что столь рискованная операция закончится провалом, но все равно оказался не готов принять такой исход. Всю свою жизнь он знал только предательство: начиная с первых дней Империума, затем в ходе Долгой войны, и наконец здесь, на этом последнем рубеже отчаянного сопротивления. Железным Воинам судьбой было предначертано всегда сталкиваться с вероломством, но для Бронна это финальное предательство стало особенно горьким.

В отличие от многих, он поверил в Хонсю.

Несмотря на постыдное происхождение, полукровка пробивал себе дорогу наверх с упорством монофункционального сервитора, поставленного копать апрош. В зависимости от ситуации он то демонстрировал слепое повиновение старшим, то проявлял инициативу — и в конце концов добился своего, обойдя тех, кто оказался слабее.

Возможность выделиться подвернулась ему на Гидре Кордатус. Бронн помнил бешеную ярость той осады; помнил, как при каждом шаге вперед осыпалась рыхлая почва под ногами; помнил палящий солнечный свет, который заживо иссушал тела рабов и выбеливал кости до того, как трупы были захоронены в основании редутов. Но лучше всего он помнил толстый слой желтой скальной породы и как плохо она поддавалась киркам и лопатам.

Осадные фортификации были сооружены мастерски: каждая сапа проходила под идеально выбранным углом, каждая батарея возводилась с быстротой, которую оценили бы даже виртуозы — строители с погибшей Олимпии. Бронн сражался в рядах Великой роты Форрикса и до сих пор помнил, какую почувствовал боль, когда за мгновения до окончательной победы его командир погиб под огнем орудий имперской боевой машины. Стоя на развалинах поверженной крепости, Форрикс, казалось, вновь обрел давно утраченное воодушевление — и именно в этот миг его настигла смерть.

Когда битва закончилась, Хонсю был назначен преемником Кузнеца Войны. Он поставил воинов Форрикса и Кроагера перед жестоким выбором: признать его власть как нового Кузнеца Войны и остаться в живых или отказаться — и умереть. Выбирать тут было не из чего, а потому все воины преклонили колени и поклялись в верности новому командиру. После Гидры Кордатус они устроили взбучку шавкам Ван Дааля из Черного Легиона, а затем вернулись на Медренгард. Хонсю заявил права на древнюю крепость Халан — Гол, но жизнь во мрачном уединении темных башен оказалась не его уделом.

Халан — Гол привлек к себе завистливые взгляды других, и лорд Торамино объединил свою огромную армию со свирепым полчищем лорда Беросса, чтобы выкурить Хонсю из его горного логова.

Несмотря на боль, которая уже почти истощила немалые запасы его выносливости, Бронн криво улыбнулся, вспомнив, как этот безродный выскочка посрамил двух лордов Медренгарда. Черное солнце демонического мира стало свидетелем их позора, и под его немилосердными лучами их армии были разбиты и обратились в прах.

Но злые языки не замолкали: неправильно подчиняться воину без рода и племени, тому, кто не застал времена Великого предательства, кто не испытал на себе все унижения, которым Император подверг легион, и кто не заслужил право на горечь и ожесточение, сражаясь на выжженной поверхности Терры. Воины Хонсю теперь стали армией без собственной крепости — неприкаянные бродяги, почти что наемники, и ветераны, которые когда-то сражались рядом с божеством во плоти, с этим не могли смириться.

Даже после разорения Тарсис Ультры они продолжали говорить, что Хонсю недостоин командовать; даже освобождение повелителя демонов М’Кара из тюрьмы на «Неукротимом» не смогло переубедить скептиков. Они ненавидели его, говорили, что он нечист, и мечтали его свергнуть. Хорошая наследственность и безукоризненная генетика — вот что было важно для этих интриганов, и сколько бы побед ни одержал Хонсю, они никогда бы его не приняли.

Бронн преследовал и уничтожал всех, кто призывал к расколу, ибо он всегда считал, что воина нужно оценивать по тому, сколько крови он пролил, сколько окопов вырыл, сколько он простроил стен и сколько сокрушил цитаделей.

По этим параметрам Хонсю был настоящим Железным Воином.

Но сейчас…

Бронн мог стерпеть предательство — к этому Железным Воинам было не привыкать, — но быть преданным одним из своих, и притом так жестоко… Вот что было мучительнее всего.

Неужели под поверхностью Калта было нечто столь ценное, чтобы оправдать такое?

Землеройные машины ревели двигателями, изрыгали клубы едкого дыма и выбрасывали поток мелких камней из-под литых шин. У входа в пещеру ждали сто пятнадцать машин, и каждая рвалась с места, словно гончая, учуявшая запах крови. Застоявшийся воздух пропитался запахами машинного масла, кровавых жертвоприношений, бензиновых выхлопов и пота. Вокруг техники толпились больше четырех тысяч людей, облаченных в спецодежду из армированной ткани, с брезентовыми капюшонами на головах и с кирками, лопатами и породоразрушающими сверлами в руках.